Страсти по статье: финалЗавершение цирка с конями под названием "статья" заслуживает отдельного поста: сегодня коллеги её обсуждали. Были сильно возбуждены, громко кричали, Е. чуть не плакала - так я заплюнул ей в душу, и мне было её страшно жаль. Как я и ожидал - всё, что могло быть понято неправильно, было понято неправильно.
Сказали, что я пишу бездоказательную ложь, потому что не называю никаких имён. И в то же время - что я, оказывается, намекаю на каких-то конкретных людей и поэтому написал "политический донос". В частности - на Шерменёву. Я удивился, ибо даже не думал никого обвинять - кто я такой, чтобы судить? - но мне, кажется, не поверили.
С не меньшим удивлением я узнал, что я - враг всего нового и мне самое место в Малом театре. Конечно, я Малому не желаю зла, но в моём тексте упомянуты "большие и малые храмины, где гонят нетленку и духовку и куда ходят фотографироваться на фоне колонны", упомянуты и мракобесы - об этом не прочли. Зато заявили, что когда я сначала пишу "живи и давай жить другим", а потом - "не хочу терять навсегда пыльный занавес, потому что пахнет вкусно", - я противоречу сам себе. То есть, сохранить нечто старое - значит уничтожить всё новое, без вариантов.
Бесполезно мне было твердить, что мне интересен любой театр, я его люблю во всех проявлениях и ни к чему не испытываю неприязни: мне, как маленькому, объясняли, что новое отрицать нельзя, оно исторически необходимо, и, как говорила в пятницу Перетру, "задача критика - объяснять зрителю новые конвенции". И это при том, что я даже не писал, будто в современном театре есть что-то плохое: я всего лишь рискнул предположить, что в нём есть что-то, не являющееся театром, и если эти явления разделить - они не обеднеют, наоборот. Но, видимо, я должен был демострировать полное удовлетворение театральной ситуацией.
Удивительно, как быстро перещёлкивает тумблер в головах: не с нами - значит, против нас. Я всего лишь не хочу выбирать ту или иную сторону баррикад, потому что никакой баррикады для меня не существует, - но мой текст, оказывается, опасен, поскольку читатель может ему поверить. Был поставлен вопрос: что теперь делать, если такие тексты появляются? Профессор Н.С. ответила, что никаких санкций ко мне применено не будет, и через год я буду защищать диплом, как все. Но, сказала она, если бы я обнаружил столь прискорбное мышление 4 года назад - она бы и близко не подпустила меня к ГИТИСу.
Что ж - видит бог, я не только не хотел никого огорчить (поэтому фильтровал базар вплоть до самообвинения - дескать, если я что-то не понимаю, то это только моя личная проблема), но я и писать этого не хотел, меня заставили.)
Сказали, что я пишу бездоказательную ложь, потому что не называю никаких имён. И в то же время - что я, оказывается, намекаю на каких-то конкретных людей и поэтому написал "политический донос". В частности - на Шерменёву. Я удивился, ибо даже не думал никого обвинять - кто я такой, чтобы судить? - но мне, кажется, не поверили.
С не меньшим удивлением я узнал, что я - враг всего нового и мне самое место в Малом театре. Конечно, я Малому не желаю зла, но в моём тексте упомянуты "большие и малые храмины, где гонят нетленку и духовку и куда ходят фотографироваться на фоне колонны", упомянуты и мракобесы - об этом не прочли. Зато заявили, что когда я сначала пишу "живи и давай жить другим", а потом - "не хочу терять навсегда пыльный занавес, потому что пахнет вкусно", - я противоречу сам себе. То есть, сохранить нечто старое - значит уничтожить всё новое, без вариантов.
Бесполезно мне было твердить, что мне интересен любой театр, я его люблю во всех проявлениях и ни к чему не испытываю неприязни: мне, как маленькому, объясняли, что новое отрицать нельзя, оно исторически необходимо, и, как говорила в пятницу Перетру, "задача критика - объяснять зрителю новые конвенции". И это при том, что я даже не писал, будто в современном театре есть что-то плохое: я всего лишь рискнул предположить, что в нём есть что-то, не являющееся театром, и если эти явления разделить - они не обеднеют, наоборот. Но, видимо, я должен был демострировать полное удовлетворение театральной ситуацией.
Удивительно, как быстро перещёлкивает тумблер в головах: не с нами - значит, против нас. Я всего лишь не хочу выбирать ту или иную сторону баррикад, потому что никакой баррикады для меня не существует, - но мой текст, оказывается, опасен, поскольку читатель может ему поверить. Был поставлен вопрос: что теперь делать, если такие тексты появляются? Профессор Н.С. ответила, что никаких санкций ко мне применено не будет, и через год я буду защищать диплом, как все. Но, сказала она, если бы я обнаружил столь прискорбное мышление 4 года назад - она бы и близко не подпустила меня к ГИТИСу.
Что ж - видит бог, я не только не хотел никого огорчить (поэтому фильтровал базар вплоть до самообвинения - дескать, если я что-то не понимаю, то это только моя личная проблема), но я и писать этого не хотел, меня заставили.)