Барраяр. Время перемен

Лейтенант МПВ Артур ~~Формартел~~ Форбарра (08.01.2849 - 08.05.2869).
Отчёт отперсонажный. Слэш упоминается, рейтинга нет.Утром я проснулся до побудки. Пьер лежал рядом - похоже, уже не спал, но не хотел будить меня. Когда я встал и начал собираться на вторые лётные учения, которые, видимо, организовали из-за нашего с Адрианом отсутствия на вечерних, Пьер продолжил что-то говорить о гранате и особняке, будто наш вчерашний разговор не прерывался, - должно быть, он проштудировал всю доступную информацию о гранатах и засомневался в том, можно ли использовать их в закрытом помещении. Я был сонным и все перемены в планах воспринимал с трудом - без утренней чашки чая покушения не совершаются. Возле космодрома, куда все пришли вовремя - даже Мика, - было тихо и холодно. Не хватало только Влада, и Теодор побежал в сторону посольского квартала вынимать друга из комаррской койки, утверждая, что Влад там с девушкой, но врать у него получалось ещё хуже, чем у меня. Я же вызвался сбегать за техниками, которые должны были открыть ангары и приготовить истребители к вылету. Когда я возвращался, перед космодромом уже было шумно, и я прибавил шагу, а затем и вовсе побежал. Я успел увидеть, как арестовывают и куда-то уводят Мику за отказ исполнять его воинскую присягу, поймал за плечо Пьера - он тоже высказывался достаточно громко, но его, к счастью, в общей неразберихе не расслышал даже я. Развернувшись ко мне со сведённым от с трудом сдерживаемого бешенства лицом, Пьер сказал, что Джес мёртв. Его нашли с той самой гранатой в руке, которую мы не стали забирать с собой в Академию, решив, что надёжнее оставить её в особняке. Официальной версией было самоубийство, но в это было бы смешно поверить. Не будь гранаты, его убийцы нашли бы другой способ. Я уверял Пьера, что они заплатят нам за Джеса, - но у нас снова не было оружия. Джес стал первой жертвой этой войны, и мы могли только гадать, кто будет следующим. Эрвина Форратьера также арестовали, коль скоро он считал, что смерть его брата важнее учений, - видимо, при пресловутой террористической угрозе запереть под замок лучших офицеров было самой рекомендуемой стратегией. Я изо всех сил пас Пьера, чтобы хотя бы один из Форратьеров не потерял голову, - даже Теодор попросил меня за ним присмотреть, потому что его Пьер не послушал бы, на что я ответил, что Пьер умеет держать себя в руках. Форратьеры явно винили в смерти Джеса Генштаб в целом и Эйрела Форкосигана в частности, и им претило летать с убийцами брата и дяди, - но даже если те были не причастны, они даже не пытались скрыть приподнятого настроения.
Номер истребителя и вооружение я выбирал по остаточному принципу, зато в штурманы мне достался Влад Форборов, которому вроде как запретили пилотировать по медицинским показаниям. Все наши личные взаимоотношения в пространстве космоса значения не имели, а штурманом он оказался хорошим. Сначала штурманов на всех пилотов Генштаба не хватало, но в середине учений к нам присоединился Его Высочество в качестве штурмана со стороны "противника" - в противном случае Пьер наверняка жалел бы, что ракеты на кораблях стояли не боевые. Несмотря на отсутствие практики, мы с Адрианом неплохо себя показали, особенно Адриан - один раз он даже остался последним "выжившим". Учебные бои мне понравились: можно было гоняться за более опытными пилотами вокруг метеоритов, следить за тем, чтобы тебя не "сбетанили" - не подбили сзади, - и пытаться увернуться от чужих ракет, при этом стараясь направить свои прицелы не на неведомо откуда выскакивающего союзника. Это помогло немного отвлечься от оставшихся на земле проблем и развеяться. После всех вылетов и разных опробованных тактик Теодор пожал мне руку как хорошему пилоту. Это было забавно: простолюдин, который считал, что оказывает мне честь, признавая мои заслуги, - но я понимал, что он не желал меня оскорбить, даже напротив. Командование также нас похвалило. По окончании учений мы с Пьером подошли к кронпринцу, и он вновь пообещал постараться добыть оружие. Пьер ушёл в особняк Форратьеров, и на этот раз я не стал за ним увязываться. Я потерял куратора и человека, сумевшего вовремя найти для меня очень важные слова, без которых я мог бы испугаться собственных чувств к Пьеру и отступить тогда, когда нужно было сделать шаг. Но Пьер потерял дядю, а Мика - брата, и в этой трагедии я был чужим. Я вернулся в Академию и написал Пьеру о том, что до экзаменов остались считанные минуты, а когда он не ответил - вышел его встретить. Видимо, мы разминулись, поскольку на экзамен я опоздал - вернулся, когда он уже начался и все заполняли листы с вопросами по всем предметам. Пришлось ещё и сбегать за ручкой, но я успел сдать свои листы в последние две минуты до окончания экзамена, хоть и последним. Некоторые мелочи я забыл, и расчёты по пресловутому уравнению Фортица-Форборова производил в столбик, поскольку при мне не было комма с калькулятором, но результаты меня волновали мало. Мы по-прежнему ничего не сделали для кронпринца - вот что было важнее оценок.
После разговора прошлым вечером с майором Форвентой, который обмолвился о том, что будет присутствовать на распределении от МПВ, Пьер был уверен, что тот заберёт меня к себе; я был бы рад, если бы в одно ведомство попали мы оба, хотя это было едва ли возможно. Ещё не так давно перспектива служить в тылу, на поверхности планеты показалась бы мне скучной. Тогда будущее представлялось мне простым и прекрасным - в нём император Серг отправлял флот к новым землям, а я летел среди звёзд, глядя в иллюминатор личной офицерской каюты. Но теперь я знал, что наши враги - не на других планетах, а здесь, рядом, среди нас, и мы должны были оставаться в столице, чтобы не позволить им это будущее уничтожить. У Пьера возникла новая идея, которой он поделился со мной, когда мы отошли подальше от крыльца Академии: забрать оружие у кого-нибудь из офицеров там, куда нас распределят. Майор Форвента доверял нам обоим, а значит, войти вдвоём в его кабинет не составит труда. Затем один мог оглушить его, а другой - присвоить игольник. Пьер говорил, что при этом майора Форвенту придётся убить, но я был решительно против - покушение на Форталу могло сорваться по множеству причин, а даже более надёжная перспектива не стоила смерти верного Барраяру человека. Можно было ограничиться парализатором - следить за парализованным и связанным не сложнее, чем за смертельно раненным. Пьер согласился с этим, поскольку, разумеется, вовсе не желал майору Форвенте смерти. Далее по его плану один оставался с Форвентой, а другой шёл с игольником на встречу с Форталой. Договорённость Форталы с Адрианом мало могла нам помочь - их обещал свести у себя кто-то третий из графов, а лишняя жертва в лице свидетеля обещала лишние хлопоты. Предпочтительней было пригласить Форталу в особняк Форратьеров якобы от лица графа, хотя это могло не сработать. Я сразу решил, что убивать Форталу пойду я; мне очень не хотелось, чтобы Пьер тоже рисковал, но это было неизбежно, и я только надеялся, что майор Форвента, когда очнётся, поймёт нас и простит. А может статься, даже одобрит - но на то, чтобы напрямую попросить у него оружие для охоты на Форталу, у меня наглости всё же не хватало. Так, определившись, чем мы займёмся после распределения, мы с Пьером вернулись в столовую Академии, решив ничего не говорить Адриану и Мике: меньше посвящённых - меньше риска, что кто-то попадётся на фаст-пенте. Незаметно Лига Меча, созданная двоими, возвращалась к своему исходному числу.
Преподаватели в кулуарах обсуждали ответы курсантов - я всё же перепутал цетагандийский лотос с пионом, символом одной из столичных ячеек сопротивления: никогда не был силён в ботанике. В столовой сами курсанты спрашивали друг у друга о вопросах, вызвавших сомнения и затруднения. Наконец, нас выстроили на плацу перед Академией и в присутствии представителей спецслужб, родственников (отца я не увидел - он, видимо, был слишком занят работой по устранению эпидемии) и зевак (полюбоваться на Влада и Тео явился их зеленоволосый друг) после краткой торжественной речи поочерёдно выдали нам конверты с дипломами и красными лейтенантскими нашивками. Я был действительно распределён в МПВ, а Пьер, к вящему его изумлению, - в СБ; впрочем, после смерти Джеса было очевидно, что путь в Генштаб был ему заказан. Своими оценками я остался доволен, особенно восьмёркой по теории военного дела, - и, как ни странно, мои оценки за историю и астрофизику были одинаковыми - шестёрками; я счёл, что профессор Фортиц завысил мне оценку за вычисления без калькулятора, а леди Фортиц - занизила за выводы из цетагандийской оккупации, включающие необходимость продолжения экспансии (разумной, разумеется) и недопущения доверительных отношений с инопланетными государствами. У Пьера были и тройки - немудрено, что после прощания с дядей сосредоточиться на учёбе невозможно. И у меня, и у Пьера в характеристиках были упомянуты проблемы с дисциплиной, в остальном преподаватели подобрали сдержанные и нейтральные формулировки. Майор Форвента велел мне явиться к нему как можно скорее, как только я приду в себя, и удалился. Я только тогда осознал, как мало времени осталось до осуществления нашего с Пьером плана - плана, после которого для нас всё закончится, - и испытал не то чтобы страх, но странную смесь азарта и чувства медленно текущего времени. Мы поднялись в комнату, где я переоделся из курсантского мундира в чёрный - не зря я держал его в шкафу! Зашёл Теодор и сказал, что раз мы теперь коллеги (должно быть, его и Адриана всё же распределили в лётчики), то он хотел бы оставить разногласия позади и закончить знакомство на положительной ноте. Я прохладно заметил, что наше знакомство ещё не окончено. Тео протянул Пьеру руку, но Пьер отказался её пожимать, и Ройенталь убрался, ворча что-то о том, что ожидал увидеть форское благородство. Я сообщил ему вслед, что это именно оно и было. Сам я чувствовал, что детские обиды действительно в прошлом - теперь наши враги были куда серьёзней.
Нас ожидали в "Элизиуме", чтобы обмыть новые нашивки, и пренебрегать приглашением было рискованно - нас могли бы начать искать. Лётчики, получившие первое повышение с лейтенантов в капитаны, накрыли небольшую поляну для командования. Мы обмакнули красные нашивки в бокалы, выпили за Барраяр и аккуратно срезали голубые мичманские нашивки - я сохранил их в конверте вместе с дипломом, непонятно зачем. Адриан пригласил нас к себе пришивать нашивки к мундирам - поместье Форпарадисов было недалеко. Когда мы расходились, Пьер обратил моё внимание на то, что майор Форвента больше не носит игольник при себе - вероятно, оружие берут только на массовые мероприятия. А значит, наш план покушения снова проваливался в первом пункте - наличия оружия. Оставалась надежда просто украсть оружие с места службы - но игольник просто так не спрячешь под одеждой, а значит, свидетелей придётся уложить из парализатора и постараться самому уложиться с убийством в те пятнадцать минут, пока они не придут в себя... По дороге к Академии, где я собирался оставить нитки и конверт, я встретил и Фридриха, и о чём-то беседовавших преподавателей, все поздравили меня с распределением. После того, как я в цатый раз оправил новый мундир перед зеркалом и был готов предстать перед очи майора, далеко ходить не пришлось: МПВ в полном составе собралось неподалёку от Академии, на перекрёстке с посольским кварталом, и снова решало какие-то проблемы с цетагандийцами - я так и не понял, что произошло. Майор Форвента ушёл с ними - ему явно было не до новичков. Меня взял под крыло глава аналитического отдела капитан Форриди и сопроводил в корпус МПВ, пообещав ввести меня в курс дел и найти мне работу. Он показал мне допросную и сундук с цетагандийским кладом - всё это я уже видел; я везде искал глазами оружие и не находил. Когда капитан спросил, есть ли у меня парализатор, я напрямую полюбопытствовал, кому вообще полагается боевое оружие. Он ответил, что всем служащим в столице офицерам оно не полагается вовсе, а хранится на складе. Зато Форриди дал мне доступ к базе данных МПВ и дотошно показал, как ей пользоваться, и это тоже могло быть полезным. Он спросил, не хочу ли я работать с базой данных, но я ответил, что не очень-то мечтал о кабинетной работе - мне больше нравится работать с людьми, я наблюдателен и могу выявлять преступников. Форриди признал, что мне стоит обратиться в отдел политического сыска, но всё же придумал мне задание - подрядить кого-нибудь из журналистов написать о найденном во вскрытом бункере теле Раймонда Формонкрифа, брата премьер-министра.
Я обосновался пообедать в столовой Академии, где мне после выпуска никто не запрещал находиться, а главное - никто не мог помешать, и углубился в досье на всех граждан и гостей Форбарр-Султаны. Ещё при Форриди я сунул нос в досье своего отца, обосновав это тем, что уж о нём я и так всё знал; увы, я был недалёк от истины - в досье не было ничего, чего я бы не знал и прежде. В досье Мики, Пьера и Адриана всё также было не слишком интересно, и компромата на Форберга я не обнаружил. Гораздо увлекательней был список дел МПВ. Там было и дело о Лиге Меча, объединённое с делом о разбросанных на свадебном балу листовках - одну листовку кто-то сфотографировал. Список членов Лиги был неполным - в нём не было Мики, но это лишь краем мысли показалось мне подозрительным. Из дела о комаррских террористах я почерпнул, что Влад Форборов был допрошен под фаст-пентой и указал Витторио, которым и был зеленоволосый турист - как я и подозревал. Витторио был астрофизиком, как и Влад, они познакомились ещё во время практики Форборова на Комарре, - а ещё он был сыном террористки. Нетрудно было догадаться, с какой целью Витторио втирался к Владу в доверие, и кому служили ценные знания нашего вундеркинда. Это было прямой угрозой безопасности всего Барраяра - ведь Влад вывел формулу, открывающую и закрывающую ПВ-тоннели. Я не мог понять, почему и Влад, и Витторио до сих пор на свободе - Форвента упоминал, что все террористы были схвачены, а на оставшихся комаррцев инкогнито у них ничего не было, но если сотрудничество с террористами расценивалось как "ничего", то это было плохой новостью для Барраяра. Затем я просмотрел дело о "самоубийстве" Джеса Форратьера. В нём значилось, что в крови покойного была обнаружена фаст-пента. Для чего фаст-пента предполагаемому самоубийце - исповедаться перед смертью? На мгновение меня захлестнуло волной протеста против лжи, которую скармливали барраярцам, и захотелось немедленно опубликовать сообщение о том, что вице-адмирал Форратьер убит - но это дискредитировало бы и меня, и МПВ, и спугнуло бы убийц. Я связался по комму с Пьером, приглашая присоединиться ко мне в чтении, но он уже приступил к службе и отлучиться не мог, так что я написал ему о Джесе кратко. Пьер ответил, что видел предсмертную записку Джеса и не всё так просто. Тогда я поделился тем, что узнал, с Адрианом и приступил всё же к порученной мне теме покойного Раймонда Формонкрифа.
Чтобы быть уверенным наверняка, я сделал практически всю основную работу - тезисно составил план будущей заметки, обозначил основной посыл и заключение, переписал из досье необходимую информацию. Когда-то Раймонд Формонкриф, несмотря на то, что должен был унаследовать графский титул, ушёл в сопротивление - пожертвовал всем и погиб как герой, а вместо него графом стал его брат-близнец. Это и было примером того, что история оккупации и освободительной войны, которую нынешние поколения уже не помнили и знали только по учебникам, на самом деле происходила не так давно, как может показаться, а оставалась частью нашего настоящего. Эта история жива, и те, кто носит фамилии героев, продолжают служить Барраяру. Оставалось выбрать журналиста, который написал бы заметку, и для этого я прошёлся по последним публикациям "Таймс" и досье их авторов. Как и следовало ожидать, на представителях четвёртой власти пробу ставить было негде. Совладелец газеты Штефан Формейснер отличился не только связями со всеми посольствами разом, но и значился в базе МПВ как любовник Эмиля Форвенты - недаром прошлым вечером майор Форвента требовал у него держаться от его брата подальше. Один из журналистов вовсе был бетанцем, несколько лет назад присосавшимся к барраярской почве, и его уже арестовывали за антиправительственные высказывания. Пришлось остановиться на Чарльзе Форгаллахере - Пьера, читающего блоги чаще меня, он раздражал чрезвычайно, да и мне со стороны казался скользким типом, зато он уже писал об истории цетагандийской войны. С коммом под мышкой я отправился в редакцию и столкнулся с Форгаллахером нос к носу на пороге. Он был не против уделить мне внимание, разъяснил, что лимит на большие статьи распределяется заранее и он сможет предложить только небольшую заметку (что и требовалось), и без ложной скромности упомянул, что он - единственный журналист, специализирующийся на истории. Он сохранил мои тезисы, и мы оба поспешили на заседание Совета графов, которое уже началось. Стоит ли добавлять, что заметка так и не была написана - этот Совет посеял искры такого пламени, что всё прочее перестало иметь значение. Я стоял у двери, откуда плохо было видно и слышно происходящее, но всё равно не верил своим ушам. Графы действительно сместили императора Эзара, но - на следующее заседание был вынесен вопрос о вотуме недоверия императору Сергу. Открыто обсуждали, подвергался ли Серг какому-то психопрограммированию, и ещё подобный бред. Напоследок Эзар признался, что спланировал Солтисскую бойню, потому что каждый барраярец желал мести - и это был последний раз, когда я мог назвать его действия и слова достойными. Судя по кислому лицу Адриана, решение его тяжбы опять перенесли.
Заседание окончилось. Граф Фортала неприкрыто собирал своих сторонников, некоторые поздравляли Серга с принятием власти, но пока церемонии присяги не было - эта власть была на глиняных ногах. Пока толпа, обсуждавшая произошедшее под кружившимися майскими снежинками, ещё не разошлась, я заметил отца на пороге замка и спросил, идёт ли мне чёрное. Он сказал, что хочет кое-что мне подарить, и мы вместе пошли к госпиталю (вот бы он подарил мне привитую аллергию на фаст-пенту - но я даже не представлял, как о таком попросить). В своём кабинете отец извлёк откуда-то такой большой ствол, что я поначалу принял его за игольник, и вручил мне несмотря на то, что я усомнился, разрешено ли мне носить такое открыто. Впрочем, спрятать этот подарок под мундиром я всё равно не мог, а в случае вопросов мог с полным на то правом сослаться на волю полковника Формартела, поэтому я поблагодарил отца и поспешил устроить оружие в своей комнате в Академии. Отец велел мне в случае чего слушаться Уилера и кого-то ещё - я благополучно пропустил это мимо ушей. Не утерпев, я позвонил Пьеру по комму, чтобы обрадовать своим приобретением, но он по-прежнему был занят на службе. В иной день я справился бы и без него, но сейчас должно было случиться чудо, чтобы граф Фортала куда-то пошёл один и его не хватились через считанные минуты - потому-то мы раньше и планировали покушение после заседания Совета, а не до. Так я оставил отцовский подарок в той же тумбочке, где хранились наши патроны к игольнику, и решил взять пример с Пьера и появиться на службе, чтобы понять, что Его Величество Серг планирует делать дальше. Штаб императора был прямо в МПВ; стоявший у двери Ивон Форхалас впустил меня как своего, не задавая вопросов. Пьер писал мне на комм, что СБ ищет украденное из госпиталя противоядие. С этим противоядием считанные минуты спустя ворвался капитан Тумонен, упал перед императором на колени и клятвенно заверил, что просто поскользнулся. Император Серг пережил солтоксиновую атаку - и, судя по всему, Эзар также. Пьер держался поблизости от Эзара, сообщал о каждом его движении - это было рискованно, но только так у нас мог быть свой человек в СБ. Он жалел, что не может быть с нами, обещал содействовать, но я написал ему, чтобы он был осторожен и не лез на рожон: "Наш враг - кто-то третий". Тогда я и впрямь ещё верил, что некто - не Эзар - хочет ослабить Барраяр, лишить его императорской власти. Но на всякий случай оружие, патроны и респираторы я перенёс из Академии в МПВ: отныне и навсегда мы точно делали общее дело - служили императору Сергу Форбарре.
Я заваривал императору чай (Марина Ройенталь объяснила мне про здешнее хозяйство), император приглашал к себе всех, кто мог поддержать его на следующем заседании, - перебирать союзников не приходилось. Приходили вечно буйные греки, получили обещание признать "эллинский" вторым официальным языком на Барраяре. Приходили осторожные, словно отмороженные цетагандийцы, предлагали на время переговоров сдать оружие, наличием которого явно очень гордились, и настаивали на своём нейтралитете - дескать, понаблюдают со стороны. Пьер написал, что Эзар отдал приказ в случае провала вотума устранить Серга физически, а минуты спустя - написал о приказе обнародовать тайное досье Серга из личного дела СБ. Императору я показал эти сообщения сразу же, прямо с экрана. Досье появилось в "Таймс" с завидной быстротой; кто-то начал было читать его вслух, но бросил, не закончив - если СБ больше всего волновала интимная жизнь Серга, то она ничем не отличалась от жёлтой газетёнки, а если Эзар прибегал к таким грязным методам, он точно не был достоин называться императором. Когда в "Элизиуме" были обнародованы свежие рейтинги влияния, я отправился туда, чтобы хоть чем-то принести пользу, но в набежавшей толпе сумел выяснить только, что сам я на нуле. Там я дождался Пьера, которого отпустили на "патрулирование" - то есть с глаз долой, слоняться на морозе где ему вздумается, - но он стоять в очереди не стал. Когда я вернулся, меня поставили у дверей вместо Ивона, который бегал в "Элизиум" и прикрывал императора, выходившего на балкон покурить. Вскоре ко мне присоединился капитан Тумонен, а Пьер удачно подменил офицера СБ, ненавязчиво скучавшего на ближайшем к МПВ посту. Втроём мы листали блоги и сетовали на проигранную информационную войну. Что мы упустили, когда люди начали верить прессе больше, чем своему императору? Почему им не приходило в голову, что тот, кого однажды уже уличили во лжи, мог соврать им ещё раз? Поскольку заложить редакцию "Таймс" цементом не помогло бы - это не помешало бы им выходить в комм-сеть, - мы отчаянно нуждались в гранате. Больше никто не наносил императору визитов - только медики ходили по улицам и выискивали пострадавших от эпидемии, чтобы сделать прививку. Пришло время решающего заседания Совета графов. Я уже разобрался, что подаренный отцом ствол был парализатором, просто автоматом, и всучил его Пьеру - не ахти какая защита, но лучше однозарядного. А майор Форвента повесил на меня свой автомат, старомодный и тяжёлый, и велел стоять у выхода из зала заседания.
От лейтенанта Ройенталь я получил дополнительные инструкции - вне зависимости от исхода голосования необходимо будет вывести императора из зала до окончания заседания, во избежание возможных провокаций, организовав живой коридор. Я остался у дверей, откуда вновь почти ничего не видел и не слышал, прочие офицеры МПВ рассредоточились вдоль стен зала. Но когда Пьер стал писать мне, что СБ организует вооружённые посты вокруг императорских покоев - "на лестнице 3-4 СБ-шника с многозарядными парализаторами" - и даже баррикады, я решил, что пересылать сообщения Форвенте будет слишком долго, и просто подошёл к нему и показал текст с экрана. Он распорядился показать остальным, и мой комм передавали из рук в руки; этого, к счастью, никто не замечал, поскольку всё внимание было приковано к графам, и взламывать комм-сеть в такое смутное время точно никто не собрался бы. Едва ли СБ готовилось к нападению - это больше походило на оборону, но осведомлённость всё равно была нам полезна, - а потом у Пьера разрядился комм, и я не смог бы незаметно передать ему зарядное устройство. Тем временем графы продолжали нести бред о якобы невменяемости Серга, никем и ничем не подтверждённой - может, есть, а может, нет, вероятность 50%, как для встречи с тираннозавром. Пресловутые "секретные комментарии к делу" вызывали только смех: "проявляет жестокость, способен на убийство"? Как любой барраярский офицер. "От психиатрического освидетельствования отказался"? Я бы тоже не хотел, чтобы кто-то лез мне в голову. На третьем курсе "частые походы в бордель, употребление алкоголя и драки"? Как сказал граф Константин - у парня позднее развитие, большинство начинает с первого курса. Принцесса Карин после встреч с супругом "подавлена и замкнута"? А кто сказал, что барраярская женщина должна прыгать от радости, если её согласия на брак никто не спрашивает? Плюс - два несчастных случая, окончившихся смертью, даже не предумышленных убийства. При этом медики Императорского госпиталя заявили, что получили от Эзара приказ убить императора Серга. Виктория Форстил громко недоумевала, почему при чистосердечном признании в государственной измене не расстреливают на месте, а говорят о задержании до суда. Один из медиков огласил биографию моего отца. Рональд Формартел в последние годы оккупации должен был вывезти в провинцию принцессу Екатерину и наблюдать за её психическим здоровьем. Однако её состояние только ухудшилось, и выяснилось, что она беременна. Формартел уехал после рождения ребёнка. Совпадений быть не могло: прозвучало и название посёлка Тинтэджел, и дата за три дня до той, которую я считал своим днём рождения, - 8 января.
Я был сводным братом своего императора. Но это никак не отражалось на моей верности Сергу - я служил ему и хотел видеть его во главе Барраярской империи, а прочее в военное время не имело значения. Куда больше меня потрясло то, что мой отец был негодяем. Он не просто врал мне все эти годы - он подло воспользовался таким положением принцессы, в котором она не могла ему отказать. Надругался над женщиной, пациенткой, женой своего друга, представительницей императорской фамилии. Если бы в тот момент мне предложили расстрелять его собственными руками, моя рука бы не дрогнула. Я успел сказать ему, что он мерзавец, когда его выводили и он проходил мимо. Затем начались голосования. Фортала был достаточно хитёр, чтобы поставить голосование по вотуму недоверия Сергу последним - после того, как графы проголосуют по вопросу Форпарадиса и Форберга: так он мог получить от нового графа ещё один голос. Почему Адриан не обратился ко мне за написанием речи, ведь я предлагал?.. Графы голосовали в пользу вотума - вопреки всем разумным доводам и прямым доказательствам преступных намерений Эзара. Это сборище давно продало свою честь форов и превратилось в послушных пешек, чьими руками Эзар пытался устранить своего наследника. Греки и цетагандийцы, разумеется, предали нас и поддержали сторону Эзара. Его Величество Серг вышел из замка сразу после подсчёта голосов - один; никто ему не препятствовал, за ним последовало несколько человек. Я вышел следом, впервые не зная, что делать. Императору предлагали покинуть Барраяр, но он отказался. Мы должны были продолжать борьбу - ради Барраяра, ради всех тех, кто по-прежнему верил в Барраяр, ведомый волей императора. Серг быстрым шагом удалился в направлении клуба "Диоген" вместе с Ивоном Форхаласом и капитаном Тумоненом. Я не стал их догонять - на мне всё ещё висели автомат и обязательство охранять выход из зала заседаний, я не мог лишать МПВ дополнительной огневой поддержки. В зале шло голосование за регента при малолетнем Грегоре. Кандидатов было несколько, но чаще других звучало имя Эйрела Форкосигана. Чем он заслужил такое доверие - только ли дальним родством с фамилией Форбарра? Из грязи в князи - его досье вовсе не было тайной и полоскалось "Таймс" без всяких приказов: двое убитых из ревности, любовная связь с Джесом Форратьером... Но если та же связь ставилась в вину императору Сергу, то Форкосигану она сходила с рук. Его сочли подходящим исполнителем политики Эзара - но что будет, когда и Эзар, и Фортала умрут, а Форкосиган останется?.. Кто-то упомянул, что нужно "найти бастарда". Я откликнулся, что меня искать не нужно, но никто не услышал.
Как только регент был утверждён, на него напал граф Эмиль Форвента - завязалась потасовка, оба обрушились на пол, сцепившись в один клубок. Те, кто находился ближе, немедленно выстрелили в них из парализаторов, и обоих унесли. Тут в общем шуме раздался крик "граната!" - я нацепил респиратор, который имел при себе, и стал направлять напуганных зрителей к выходу, поторапливая, чтобы не задерживались и не умножали панику, и озираясь в поисках злоумышленника. О сколько-нибудь организованной эвакуации не могло быть и речи. Спустя мгновения хаоса и неразберихи послышался смех Виктории Форстил, остававшейся на своём месте. Она посоветовала бдительным офицерам сперва взглянуть на гранату, наделавшую столько переполоха: снаряд был кислородный, учебный - тот самый, который мы когда-то бросили за ненадобностью в особняке Форратьеров. Виктория хохотала как безумная - впрочем, Барраяр уже сошёл с ума и превратился в трагикомедию абсурда. Видимо, этой акцией она хотела показать беспомощность барраярской СБ - если бы на её месте был настоящий террорист, жертв было бы не избежать. МПВ старалось собраться вместе, министр Гришнов велел мне найти капитана Тумонена. Я устремился к клубу "Диоген", где видел его в последний раз, но Тумонен сам попался мне навстречу. Узнав, что его хватились, он сказал, что сопровождает Его Величество, потому, если министру будет угодно, пусть он приходит сам, - только, пожалуй, он выразился в более вежливых выражениях. Вопросов у меня не было: распоряжения императора выше приказов любых нижестоящих лиц. По возвращении мне встретился майор Форвента и отправил меня поприсутствовать в целях получения опыта на допросе задержанной Виктории. Мне было немного странно от того, что МПВ продолжало работу в штатном режиме, словно ничего не произошло. Я боялся, что Форвента и другие отступятся, признают власть регента и сочтут, что исполнять свои служебные обязанности и не бунтовать - важнее присяги. Но я подчинился и пришёл в допросную, где полковник Форласар беседовал с героиней вечера леди Форстил. Он предложил ей записать в протоколе, что она подобрала потерянную кем-то вещь, хотела кинуть предполагаемому владельцу и промахнулась, - но она заявила, что хочет отвечать за то, что действительно совершила. Сошлись на том, что мотивом правонарушения была нехватка кислорода на заседании Совета, а мерой наказания будет запрет на посещение заседаний (огромная потеря). Викторию отпустили, оставив гранату как улику. На прощание она сказала, что мы всегда можем на неё рассчитывать.
Провожая Викторию, я встретил Адриана, и он выразил мне соболезнования. Я ответил, что с тем, что мой отец - сукин сын, я вполне смирился. Адриан удивился, что я ещё не в курсе, и сообщил, что мой отец покончил с собой. Я порадовался, что папа смог сделать в своей жизни хоть что-то достойное - даже если он просто испугался более долгой казни. Тогда Адриан добавил, что Пьер ранен и лежит в госпитале. Я, ругнувшись, почему он сначала говорит мне о мёртвых, а только потом - о живых и раненых, побежал в госпиталь со всех ног - Адриан за мной не поспевал. Я ворвался в госпиталь и наткнулся на командора Падму Форпатрила, дежурившего у дверей операционной. Тот хмуро сообщил, что входить нельзя никому. Но мне уже мерещились стоны Пьера (как если бы его забрали пытать, а не лечить - вот что с людьми делает воображение!), и я настаивал, что я, офицер МПВ, просто хочу навестить раненого друга. Откуда-то из тени вынырнул Фридрих и заверил родича, что меня можно впустить, и Падма сменил гнев на милость, пояснив, что пока идёт операция, помещение должно быть стерильно и посторонним, которые помешали бы работе врачей, вход воспрещён. Я согласился подождать. Как только дверь открылась и доктор сказала, что операция окончена, я проскользнул мимо Форпатрила и бросился к лежащему на операционном столе Пьеру. Его живот был залит обеззараживающим спреем и облеплен биопластырем поверх швов. Я положил ладонь ему на плечо и спросил, что с ним произошло. Пьер твердил, что он идиот и слабак, но в промежутках мне удалось услышать от него рассказ, как в СБ по ошибке началась стрельба, он, подумав, что начался штурм, стал стрелять тоже, а теперь его хотят обвинить в том, что он стрелял первым и вообще покушался на принцессу и младенца Грегора. Я убеждал его, что никто ничего не докажет и не посмеет его осудить, обещал, что мы его непременно вытащим. Пьер чуть было не расклеился, взял с меня обещание, что если его посадят в клетку за измену, я его пристрелю, но быстро, как всегда, взял себя в руки. Его хотели поскорее перевести в камеру, и врачи дали добро на его перемещение. Я вызвался помочь его сопроводить и, пока никто не возразил, взвалил руку Пьера на плечо и повёл его в корпус СБ, чтобы запомнить, где его будут держать. Знакомые лестницы и коридоры - и камера, у которой нас разлучили. В камере я разглядел Льва Форборова - вид у него был помятый, будто его избивали. Кто-то - кажется, Мика - хлопотал вокруг него и требовал, чтобы его перевели в криокамеру. Мне ещё никогда не было так страшно - страшно, что Пьера казнят, а я ничего не смогу сделать.
Прямо из СБ я написал майору Форвенте, что у них - раненые Форратьер и Форборов, и нужно как можно скорее их вытаскивать. Потом я перестал маячить под дверью камеры и заставил себя уйти - моё присутствие всё равно ничего бы не изменило. Стоило мне выйти на улицу, как сомнамбуле, - и меня заметил майор Форвента, который, похоже, меня искал. Он побежал прямо ко мне, вытянув в мою сторону руку с парализатором - просто для того, чтобы привлечь моё внимание, а парализатор оказался в руке случайно. Едва мы подошли друг к другу на расстояние вытянутой руки, Форвента сказал, чтобы я повторил о случившемся перед всеми, и быстрым шагом повёл меня за собой. Я не сразу понял, что мы идём не в корпус МПВ, а в особняк покойного Джеса Форратьера, где я был на вечеринке не так давно - и целую вечность назад. Наперебой мы с Форвентой возмущались тем, что СБ сфабриковала ложное обвинение против Пьера - только потому, что они не доверяли ему с самого начала, потому, что он Форратьер. Я был рад, что нас выслушали и не отмахнулись, не сказали, что это всего лишь попавший впросак мальчишка и есть дела поважнее. Здесь собрались все верные императору люди - и они были готовы сражаться в том числе и за своих соратников, попавших в лапы СБ. И сам император был среди них и не забывал своих людей, находившихся в опасности. Юлиан Форвента, Форбаталь, Тумонен, Форласар, Форгрэм, Ивон Форхалас, Марина Ройенталь, Виктория Форстил и другие - с того дня мы все были связаны: форы и простолюдины, мужчины и женщины, ветераны и молодые. Совсем как сопротивленцы времён цетагандийской оккупации. И так же, как они, мы знали, что умрём - силы были слишком неравны. Форбаталь своим безупречным почерком писал завещание на маленьком листке бумаги. Сперва я не находил себе места от нетерпения и неизвестности - мне казалось, что мы слишком медлим, и за это время с Пьером может произойти что угодно. Форбаталь заметил, что цетагандийские дыхательные упражнения неплохо помогают успокоиться. Сев у стены, я сделал глубокий вдох и выдох - как не раз дышал вместе с Пьером. Представил себе солёные волны, набегающие на берег и откатывающие назад. К горлу подступил ком, но после я действительно почувствовал, что тревоги отступили. Я видел ясно свой дальнейший путь - и ничего, что заставило бы усомниться. Я сбегал в МПВ за пулемётом Форвенты, который оставил во время допроса Виктории. Мы распределяли между собой оружие и респираторы, смеялись, что император Серг начал собирать вооружённых сторонников уже после того, как "Таймс" написала, что Серг собирает вооружённых сторонников. Писать историю на опережение - редкая привилегия.
Здесь, на Графской,4, казалось, Джес Форратьер незримо присутствовал вместе с нами, когда мы строили безнадёжные планы. Хотелось выйти и положить столько графов-предателей, сколько получится, а в идеале - добраться до регента, пережившего уже не одно покушение. Но с парализаторами идти в атаку было бесполезно, даже если складывать парализованных штабелями, чтобы за ними следил кто-то один, а не по одному на брата. Если бы мы рассредоточились, нас легко взяли бы поодиночке. Поначалу была жива идея, что верные императору Сергу доктора сумеют синтезировать смертельный препарат, противоядия от которого ещё не существовало - тогда каждый стрелок был бы дополнительно вооружён инъектором. Мы ждали прибытия докторов из госпиталя, но доктор Марков успел только передать императору сообщение, что он арестован. Затем ждали момента, чтобы опубликовать манифест императора - в тылу противника оставался министр Гришнов, и все понимали, что как только манифест появится и война будет объявлена, его немедленно схватят. Наконец, Гришнов появился, забрал игольник, заявил, что лучше подождёт нас по ту сторону фронта и будет стрелять в спину СБ, когда мы появимся, и исчез прежде, чем кто-то успел сообразить, что он нас предал и больше мы его не увидим. Манифест был размещён в личном блоге Серга Форбарры; переодевшись из приметного мундира в медицинский халат, император на четвереньках выходил курить на простреливаемый балкон; в корпусе СБ для кабинета регента неслучайно отвели помещение, из которого просматривались все улицы квартала. Граф Константин из соседнего особняка передавал, что он мысленно с нами, - хоть так, но я не понимал, как можно не сражаться за своего сына. Зашёл, подняв руки, улыбчивый Форберг, говорил, что мы ничего не добьёмся и нас всех перебьют, что он может постараться договориться о том, чтобы нам дали покинуть планету. Император от переговоров отказался. Я, стоявший ближе всех к Форбергу, добавил, что мы не можем улететь, пока здесь в плену остаются наши люди. Ему предоставили возможность остаться с нами или же беспрепятственно уйти, и он ушёл. Штурма ждали с минуты на минуту, досадуя, что люди Эзара боятся высунуться. По исходному плану я должен был подавать патроны для игольника Форбаталю, у которого не было карманов, но меня подменила Виктория - мне для стрельбы нужны были обе свободные руки. У майора Форвенты родилась прекрасная идея выдвинуть диван и использовать его в качестве баррикады для прикрытия. Надев респираторы и выставив оружие, мы засели за диваном, а Форвента со своим автоматом остался за шкафом. Я взял свой трёхзарядный - с собственным оружием проще всего управиться.
"Господа, для меня было честью служить вместе с вами". А потом были шаги многих сапог по лестнице особняка и первые выстрелы из-за приоткрытой двери в коридор. Я видел среди нападавших, помимо офицеров СБ, и лётчиков-капитанов - вчерашних лейтенантов, и Теодора, стрелявшего в собственную сестру. Но они атаковали храбро и были достойными противниками. Перестрелка длилась долго, но я не уставал. Несколько раз мы кричали: "За Барраяр! За императора Серга Форбарру!", я азартно шептал, перезаряжая парализатор: ну же, покажитесь, - и выпускал по три заряда, за императора, за Пьера, за Джеса, и не смотрел, попадал я или нет. Когда майор Форвента был уже неоднократно ранен из игольника, Марина Ройенталь одним стремительным броском захлопнула дверь зала, чтобы дать нам время втащить Форвенту за диван и собрать как можно больше патронов. Доктор Форгрэм оказывал раненым помощь, а я подобрался к двери, открыл её и прыгнул обратно за диван под выстрелами первых среагировавших. Мы успевали шутить, что автомат Форвенты слушался только его - в чужих руках патроны в нём заедали, - но быстро поняли, что использовать автоматы неудобно: они тратили слишком много зарядов впустую, тогда как необходимы были точечные меткие выстрелы. С нами не могли справиться до тех пор, пока несколько нападавших не проскочили через коридор в соседнюю комнату и не зашли по балкону к нам за спины, - но даже тогда мы продолжали отражать атаки с обеих сторон. Когда заряд парализатора попал мне в спину, майор Форвента, отодвинув моё тело в сторону, ещё отстреливался из своего верного автомата, который раз за разом быстро перезаряжала Виктория, но патроны заканчивались. И до тех пор, пока последний из его защитников не упал, наш император оставался невредим. Больше ничего я не видел - меня подобрали и перенесли. Я очнулся в камере СБ связанным, надо мной склонялся Пьер, а Фридрих нас сторожил. Там же были Эмиль Форвента и доктор Марков, туда же положили тех, кто был парализован позже меня и ещё не пришёл в себя. Раненому из игольника полковнику Форласару оказывали помощь. Пьеру велели сесть на стул в стороне от общих нар, но я, воспользовавшись тем, что ноги у меня связаны не были, сел на пол у его ног. Извинился за то, что мы не смогли его вытащить. Слышались реплики о том, что двое при задержании застрелились из игольника - судя по их отсутствию, это были Форбаталь и Тумонен. Говорили также, что императору Сергу удалось ускользнуть. Это звучало так неправдоподобно в нашем положении, но СБ не стала бы давать нам ложную надежду, и я верил всем своим существом, что всё было не зря. Как победу в цетагандийской войне передавали по цепочке из рук в руки - так и мы, каждый, кто был в этой камере и кого уже не было в живых, дали своему императору уйти. За флажки. Туда, где он продолжит сражаться за истинный, гордый, непокорный Барраяр - против подлости и лжи.
В хорошей компании было необъяснимо хорошо - видать, не зря говорят, что когда терять больше нечего, становится весело и легко. Я был там на своём месте, я чувствовал: мы правы, и победили мы, а не те, кто вынужден был нас охранять. Я напомнил, что меня даже не обыскали, и Поль принялся обчищать мои карманы. Левый карман был глубоким, Поль таскал оттуда по одному патрону, складывая их в ладонь, а патроны всё не заканчивались и не заканчивались, хотя уже не помещались в пригоршню и он едва мог их удержать, - и мы оба смеялись от нелепости это картины, точно так же, как смеялись, будучи школьниками с карманами, полными каштанов. Отчаянно хотелось петь, и несколько раз мы попытались затянуть песню про коня, но никто не помнил её до конца, и даже песенку про Кайрил, которую я сам же и сочинил, я не выучил дальше первого куплета. Майор Форвента, как только пришёл в себя и смог сесть, попросил достать у него из кармана комм и стал что-то набирать со связанными руками. Говорили: топовый блогер Барраяра пишет пост из тюрьмы. Но он вполне мог писать и завещание, и последние приказы. "Я люблю тебя", - шепнул Пьер, когда нас никто не слышал. "Я тебя тоже". Заходил Мика, занятый в качестве медика. Подойдя к Пьеру, он ухватил его за волосы и спросил, почему он позорит семью и зачем стрелял в принцессу и младенца Грегора. Поскольку руки у меня были по-прежнему связаны, первым желанием было пнуть Мику в колено, но я сдержался, поднялся на ноги и, встав между ним и Пьером, задал встречный вопрос, почему он верит бредовым обвинениям. Пьер добавил, что это обвинение давно устарело - его допрашивали с фаст-пентой и подтвердили, что это был случайный дружественный огонь. Мика отступился, едва ли сколько-нибудь смутившись, и велел Пьеру не забывать о том, что он в первую очередь Форратьер. Почти сразу после нас окликнул капитан Кэмерон и велел нас развязать. Я чрезвычайно удивился, поскольку первым, на что упал мой взгляд, когда мне освободили руки, был бесхозный парализатор, лежащий на тумбочке прямо передо мной. Он провоцировал нападение, чтобы повесить на нас больше обвинений?.. Но капитан провёл нас вниз, в проходной холл СБ, усадил на два кресла бок о бок. Спросил у Пьера, куда он пойдёт, если его прямо сейчас отпустят. Я замер, мысленно умоляя Пьера не делать глупостей. Но он ответил, что пойдёт домой, и дал слово фора, что останется под домашним арестом до суда. С моей души свалился огромный камень - если бы Пьера казнили, а у меня были при этом связаны руки, я бы себе не простил, и точно сошёл бы с ума. А теперь я был абсолютно спокоен: я знал, что Пьер будет жить. Граф Константин - человек умный, красноречивый и близок к Эзару, он не даст сына в обиду.
Пьеру позволили уйти. Он спросил, может ли он задержаться и узнать судьбу друга, но ему отказали, и я сказал, что не нужно. Пьер встал и дошёл до дверей, но остановился, обернулся, бросился ко мне и крепко обнял. Я улыбнулся и похлопал его по спине. Так мы попрощались, и он ушёл. Первый вопрос капитана Кэмерона ко мне был совсем иным: "Вы знаете, почему Ваш отец хотел сделать так, чтобы у Вас не было детей? - Впервые услышал об этом от Вас. Возможно, потому, что мой отец - больной ублюдок. Вас устроит такой ответ?". Тогда он сказал, что если я вернусь домой и не буду предпринимать попыток покинуть дом до суда, на суде будут учтены те обстоятельства, что я исполнял приказы вышестоящих офицеров. Я возразил, что когда я исполнял чьи-либо приказы, я делал это по своей доброй воле, а на Графской,4 уже никто никому не приказывал и ни перед кем не отчитывался - там все были равны. Предки свидетели - я хотел жить, но не хотел выжить за счёт перекладывания ответственности на других, вранья и отречения от своих принципов. Пусть этот офицер и хотел меня спасти по непонятной мне причине - возможно, чтобы не пачкать рук, - но от его снисходительности меня физически тошнило: даже когда я был курсантом-первокурсником, меня учили отвечать за свои действия как мужчина. Но откуда ему, простолюдину, было об этом знать? Я сказал ему, что я - такой же офицер, как все те, кто остался наверху, и что его жалость унижает моё достоинство офицера и фора. Что если он меня отпустит, я продолжу служить своему императору Сергу Форбарре любыми доступными мне средствами, поскольку я не могу признать власть регента над Барраяром. Он оставил меня одного, вышел с кем-то переговорить. В двух шагах от меня была незапертая дверь, я мог беспрепятственно сбежать, но понимал, что не пробегу и пары двадцаток метров. Через эту дверь то и дело кто-то входил и выходил, я узнавал лица, но будто через толстое стекло, не испытывая к этим людям никаких эмоций, - словно я был уже мёртв, а они, живые, с удивлением смотрели на меня: что я здесь делаю? Приходилось пояснять им, что я жду свою клетку и всё никак не могу дождаться, ворчал, что здесь, между прочим, холодно, потому что все забывали закрывать дверь за собой, а на холод я не подписывался. Вернулся Кэмерон и разрешил мне подняться в камеру - и я снова оказался там, где было теплей и светлей, в приятном обществе; руки мне так и не связали заново. Так же я заметил, что при обыске Поль не забрал у меня комм, и написал Пьеру: "Живите, Форратьеры! Вы нужны Барраяру" - и что-то ещё общее в том же духе.
Тем временем Кэмерон спешил освободить камеру от форов, которыми должен был заниматься суд графов (Ивон по завещанию становился новым графом Форбаталем). Всех он отпустил по их адресам под домашний арест. Майору Форвенте он сказал, что у них остаётся его лейтенант, и если тот нарушит арест, они меня прикончат. Мне хотелось крикнуть майору напоследок: действуйте, я всё равно уже покойник, - но не стал подставлять его так, и просто проводил взглядом. В итоге я остался в компании двух дам - Виктории Форстил и Марины Ройенталь, которая появилась в камере позже всех и которой вменялось сопротивление при задержании. Дело Марины требовало разбирательства, а нас с Викторией велели препроводить в раздельные камеры в МПВ. До корпуса МПВ меня сопровождал капитан Форриди, тот самый, который устраивал мне небольшую экскурсию после моего назначения. Он был вежлив и улыбчив, как и прежде. Я сказал ему, что всегда хотел взглянуть на тюрьму МПВ, и вот - предоставился случай. Камера действительно оказалась удобной. Несколько минут я бездумно мерил её шагами, а затем подумал, что записки-воспоминания будут неплохим способом убить время.

Благодарности игроцкие и персонажные

Многое, к счастью для него, Артур не узнал на игре - о том, что Джеса убил Серг, о том, что Грегор был сыном Эзара, о том, что Эйрел женился на гермафродите. Но последний факт я действительно случайно предсказал в переделке про Кайрил (тырить можно, если со ссылкой). Больше не буду писать пророческих переделок
Прочее постигровое
На либеральном Барраяре Артура Формартела приговорят не к клетке, а к расстрелу. Он попросит передать Пьеру Форратьеру свой оберег в виде берестяного узелка, и его последними словами станут "Слава императору Сергу Форбарре". Да, его не успели расстрелять по игре, но для меня такой финал наиболее логичен - даже для графа Форратьера рискованно будет поручаться за того, кто при первой же возможности удерёт к Сергу в Дендарийские горы. Впрочем, все желающие уползти Артура - в своём праве, сколько людей - столько и продолжений, а мы с Пьером и до выпускных экзаменов-то не особо надеялись дожить. Артур всегда повторял своим собратьям по Лиге: если попадётесь - говорите, что ничего не знаете, ничего не делали, лучше соврите, как бы это ни было неприятно, но останьтесь в живых, чтобы было кому продолжить дело; но сам он при этом знал, что если попадётся сам - всё возьмёт на себя и даст уйти другим. Потому что Адриан и Пьер - будущие графы, а у него был только отец, и то недолго. В общем, к такому исходу он был готов с самого начала.
Также я не буду загадывать, что ждёт Барраяр - это вопрос, на который лучше всего ответить мастерам. Эта игра получилась не только игрой про гражданскую войну, когда ты смотришь через прицел на родных и друзей, но и игрой про четвёртую власть - "а о том, как всё случилось, мы узнаем из газет": когда ты привык действовать по старинке, нет человека - нет проблемы, а выигрывает тот, кто владеет словом и не стесняется пускать его в ход. И игрой в смену эпох и крушение старых ценностей: может, если у Барраяра впереди - парламентская монархия, межпланетные браки, бетанские доллары и высокие технологии медицинской психокоррекции, так будет лучше для Барраяра, но для персонажа это катастрофа. Вот, думал, никогда не возьмусь и не смогу сыграть белогвардейца, а получилось, что почти сыграл.
Мастерские шпалы немного торчали из карманов, когда мы понимали, что сторонникам Серга не светит примерно ничего, - но при этом ещё раз спасибо и нашему "тёмному блоку", и нашим противникам за то, что никто (или почти никто) не играл ради выигрыша, а все играли ради игры. Перестрелка была шикарна - когда стало ясно, что силы примерно равны и развлекаться так можно до утра, мы предложили кинуть кубик на исход боя, "Серг VS Эзар", но Эзар отказался, и мы приняли на время эпизода особые правила: не вставать после парализатора и не применять медицинские навыки до конца перестрелки. Но даже это нас не сломило, и только когда игротехи велели не подбирать патроны с пола, наметился некоторый перелом. Да, игротехи были беспристрастны, мастера также - но жаль, что боевая система на игре была совершенно не предназначена для... боёвки как таковой. Когда нет добивания форским кинжалом, а кинжалы есть - это боль. Возникали вопросы во время голосования за регента: кто книжку читал, тот знает, что Эйрел - хороший, а Серг - плохой, но чем руководствовались персонажи, если репутация Эйрела и Серга была примерно одинакова?.. Видимо, всё стоит списать на харизму графа Форталы
Модель очков влияния была хороша, но не совсем понятно, почему они зачислялись за упоминания в блогах и в газете - в результате больше всего очков зарабатывали скандальные личности, а за Лигу Меча влияния никто не получал. Я бы не стал путать влияние как авторитет, когда к твоему слову прислушиваются, с популярностью, когда о тебе слышно на каждом углу разное. Вторая небольшая ложка дёгтя - гонка "кто кого раньше сдаст" в первые же часы игры, спровоцированная вводными. При этом Артур сам бы по игре догадался взламывать именно Форборова, и Теодор наверняка догадался бы о членах Лиги, банально подслушав под дверью, без всяких подсказок во вводной. Но главное, игру мы друг другу не сломали, а наоборот. Правда, я так и не разобрался, откуда список членов Лиги был у СБ изначально - от Мики? Или because of course? Вот уж кому бы провести расследование самостоятельно, а не приходить на всё готовое, так это СБ - в конце концов, это их работа. Но это поистине мелочи, хоть и жаль было бы узнать, что от Лиги мастера не ожидали ничего, кроме блога. Кстати, все записи из блогов я тоже выложу.

Барраяр. Время перемен - день III

Смотрите также