...в которой происходит всё самое интересное. Ввиду несовершенства моей памяти и высокой насыщенности игры - снова могут быть неточности в последовательности событий, прошу заранее простить.
Отчёт отперсонажный. Обрывки трёх дневников, перепутавшиеся на столе.Светские беседы всё же порой ставят меня в тупик. Форратьер заговорщицким тоном сообщил мне, что Форкосиган уже мертвецки пьян. Когда я, проследив взглядом за предметом разговора, выразил сомнение, Форратьер заверил меня, что Эйрел просто хорошо научился держать себя в руках. На мой взгляд, это было похвальным умением для офицера, хотя само пристрастие к возлияниям я не одобрял. Или вот Форриди - намекнул на некие слухи, которые он о себе услышал. В такие моменты он очень напоминал своего брата Алена. Может, это и был Ален, в шутку прикинувшийся Домиником? Или наоборот?.. У меня решительно шла кругом голова от этого типа. Чтобы приободрить его, я заметил, что к слухам о себе всегда отношусь с юмором. Бороться с ними бессмысленно, но - собака лает, караван идёт, отчего же не посмеяться?
Похоже, о происходящем в Совете графов Форриди знал неплохо, раз заговорил об изоляционистах, - хоть и избегал встречаться со своим братом. Тут я не удержался от проверки и заявил, что его выступления в Совете мне всегда импонируют. Он вежливо кивнул, но не удивился - значит, это всё-таки был не Доминик?! К нашему разговору, помимо Лина Франка, присоединился кронпринц. Ему тоже не нравилось, что в Совете так много консерваторов, которые из страха перед переменами с радостью захлопнули бы ПВ-тоннель и оказались в новом периоде Изоляции. Он тоже считал, что Барраяру необходимо развитие, но когда я добавил, что Барраяр должен развиваться в своей колее и не позволять навязывать себе что-либо извне, - довольно резко ответил, что для начала Барраяру нужно вылезти из чужой колеи. Я не смог не возразить, что, несмотря на многие технические и научные достижения, которые мы восприняли у Цетаганды, оккупантам не удалось сделать Барраяр сатрапией - они пытались навязать нам свою культуру, но при этом сдерживали развитие барраярской. Казалось, мы говорим об одном и том же, просто принцу хотелось завязать спор ради спора. Я привлёк себе на помощь подошедшего капитана Негри, спросив, не правда ли использование цетагандийских технологий (в частности фаст-пенты, - сразу вспомнил он) ещё не ставит Барраяр на цетагандийский путь развития. Но, видимо, ему не нравилось слышать что-либо о цетах в принципе, и развивать тему я воздержался. Он же заявил, что хочет со мной побеседовать.
Тут Форриди стал настаивать, что Негри следует поговорить с ним, видимо - о тех самых слухах, не дававших ему покоя; если бы мы с Аленом были в сговоре, я подумал бы, что он пытается меня прикрыть. Но капитан Негри пообещал, что уделит ему время потом, и предложил мне отойти в сторону. Я извинился перед собеседниками, мы вышли в коридор, где было вполне безлюдно, но Негри этим не удовлетворился и повёл меня коридорами замка к кабинетам СБ. Я решил держаться непринуждённо до последнего. Так быстро раскрыть покушение они не могли, а если поочерёдно допрашивали всех присутствующих - могло обойтись и без фаст-пенты. А если не обойдётся? В клетке будет время подумать о том, что я не предусмотрел, но очень уж хотелось избежать крайних мер. Негри пропустил меня вперёд в допросную, где я устроился на жёсткой лавке, сел напротив и стал жечь спички, огарков которых перед ним накопилась уже красноречивая груда. Работы много, нервы ни к чёрту - не хотел бы я такой службы. Что ж, всякий успокаивается как умеет - я согласен на любой диалог, пока спички не тушат об мою шкуру. К немалому моему удивлению и облегчению, Негри стал спрашивать не о покушении, а о броши принцессы - видимо, это действительно была дорогая вещь, и её пропажа не осталась незамеченной (почему и убийцы, и воры разучились работать чисто?). Я повторил то же, что говорил и принцессе - что нашёл брошь на полу, примерно в том месте, где Её Высочество почувствовали себя дурно.
- Сможете указать точное место?
- Смогу примерно. Не в точности до квадрата.
- А подтвердить под фаст-пентой?
- Вы, должно быть, шутите - фаст-пента ради такого пустяка?
- Я никогда не шучу.
Пока Негри не передумал, я охотно проводил его в коридор, где совсем недавно все гости толпились вокруг принцессы, что должно было бы навести бдительного главу СБ на мысль, что брошь могла выпасть и из кармана кого-то из них. Поводил рукой в направлении угла за кушеткой, представляя про себя для пущей убедительности, как могла выглядеть брошь на полу. Пожалуй, не слишком заметно, чтобы она могла пролежать там некоторое время после происшествия. Негри потребовал, чтобы я посмотрел ему в глаза, и я поднял взгляд от пола, будучи уже внутренне уверенным в своей правоте.
- ...Смотрю - что-то блестит, а я, знаете ли, человек наблюдательный...
- Нам нужны наблюдательные люди. Если заметите ещё что-нибудь...
Да он меня вербует! Прелюбопытнейшая перспектива. И предложение, от которого невозможно отказаться, когда смотришь в глаза этому человеку и видишь... нечто даже родственное. Простолюдин, который держит на плечах безопасность империи и ради того, чтобы не уронить лица, проверит лично даже пятна на салфетках. Напоследок он спросил меня о том, почему я ни на шаг не отхожу от посла Франка, и я пояснил, что такова моя работа и я должен исполнять её хорошо. Сказал, что нас нельзя назвать друзьями - это сугубо деловые, формальные отношения, но мы достаточно давно работаем вместе и привыкли друг к другу, чтобы его сопровождение не меняли на кого-то другого. Я наболтал ещё чего-то лестного о своём подопечном, и Негри проводил меня обратно в зал, где я вернулся к разговору с той же лёгкостью, с какой уходил. Мне казалось, прошла целая вечность, хотя на деле мы с Негри прогуливались едва ли дольше пятнадцати минут. Теперь ему пришлось сдержать слово и уделить внимание Форриди.
Тема беседы даже не успела измениться - в кругу Его Высочества по-прежнему обсуждали барраярский путь развития. Зерг говорил о вреде бездумного копирования, и я не мог не согласиться, что люди склонны воспринимать форму, но не суть. Мы можем экспортировать иноплантные технологии и инопланетных специалистов, но чтобы не зависеть от них вечно, мы должны вырастить собственных исследователей, изобретателей и экспертов, которые будут строить собственный опыт на основе чужого. Принц говорил, что раньше выбора не было, а теперь, когда он появился, необходимо не допустить, чтобы инопланетный образ жизни оказался до молодёжи более привлекательным. Что ж - это повод лучше изучать в учебных заведениях историю и обычаи Барраяра, повышать престиж барраярской культуры. И, как выразился принц Зерг, - давать новым поколениям возможность думать, а не просто повторять вслед за своими дедами, что мутанты - зло.
Но затем речь зашла о законе о дуэлях. Даже я понимал, что этот закон был принят преждевременно - он ставил форов перед нерешаемым противоречием: либо ты нарушаешь волю своего императора и приговариваешься к смерти, либо отказываешься от поединка и подвергаешься остракизму со стороны других форов как бесчестный трус. Но стоило мне сформулировать всё это кратко, как принц встал на дыбы - я успел убедиться, что форы очень не любят, когда кто-то рассуждает об их привилегиях:
- Получается, что фору приходится выбирать между личной честью и присягой.
- Сразу видно, что Вы не фор: присяга - и есть честь.
Честь - это присяга, император - это Барраяр... какие ещё лозунги форы усваивают бездумно, точно так же, как страх перед генетикой? Интересно, когда фор называет фора козлом, - в таком случае тоже бывает задета присяга?..
* * *
Апрель 2831 года. Взятие Сону-Майя позади. Мы заняли город практически без потерь, и оттуда император отправил сообщение всем графствам, ожидая, что графы прибудут принести ему присягу. Эта затея не увенчалась успехом, если не считать того, что заявление Юрия о себе изрядно разозлило цетов - а мы добровольно подставили им себя на блюдечке, с императором в качестве главного пункта меню. Существенных подкреплений мы не дождались, зато дождались того, что крашеные начали пробиваться в город. Отступая и прикрывая императора, мы потеряли больше людей, чем могли бы приобрести. Но если для честолюбия императора один коленопреклонённый фор стоил дороже, чем сотни погибших солдат, - так тому и быть. Только бы дальнейшие операции не были столь же демонстративными и кровавыми, иначе вся армия ляжет костьми ради прославления Его Величества, а славой цетов не выгонишь. Императору Дорке не требовалось доказывать, что он выше других, - он просто трудился на благо Барраяра больше других.
Ставку командования размазало по предгорьям, как в первые дни войны. Разные части отступали разными путями, некоторые вызывали огонь на себя, отвлекая врага от императора, задерживались на временных стоянках, путали следы, пробирались к горам. Связь была нарушена, ресурсов не прибавилось, поскольку захватить с собой из Сону-Майя ещё и обозы было невозможно. В лагере, где продолжали встречать отставших и подсчитывать пропавших, неожиданно появился мальчишка лет четырнадцати, со связкой скальпов на поясе. Он настоял, чтобы его пропустили к императору, назвался графом Форбреттеном и сказал, что не успел прийти в Сону-Майя из-за обстрела, поэтому пришёл сразу сюда. С ним был небольшой отряд таких же отчаянных юнцов.
Раненым добрался генерал Пётр Форкосиган. Его, протестующего, немедленно отдали в руки врачей. Но поскольку он порывался встать и присоединиться к совету, так что всем госпиталем невозможно было его удержать, а ходить ему ещё не рекомендовалось, - Его Величество перенесли совет в госпиталь. Так генералы и собрались над койкой Форкосигана. Император Юрий выглядел взволнованным, в странной смеси злости и весёлости - назвал своих генералов "козлами" и раненого Петра "скотиной". Император Дорка мог ругаться очень громко, так что шутили, что его голос вызывает обвалы на головы цетам, - но оскорблять других форов и офицеров никогда себе не позволял. Я же мысленно ругал себя за то, что не мог перестать сравнивать двух императоров. В лице императора мы служим всему Барраяру - значит, сейчас Барраяру был нужен именно такой император. Но я уже не мог, как прежде, подойти к своему императору с советом. Я лишь надеялся, что император Юрий понимал, какой неоправданной, непозволительной растратой человеческих сил был Сону-Майя. Что он примет во внимание все последствия и впредь будет планировать операции с учётом рисков. В конце концов, рядом с ним были опытные люди. Они не дадут ему повторять прежние ошибки.
Форбреттен поинтересовался, почему у нас по лагерю расхаживает мутант. Оказалось, он впервые увидел скачкового пилота. Принц Ксав попросил его не трогать Мораитса.
- Я всё равно его убью.
- Нельзя. Он такой один, а без него генерал Ксав не сможет летать на Бету.
- Тогда ладно. Но после войны...
- В очередь!
Тициан, домашний учитель принцев и принцессы, остававшийся рядом с ними даже тогда, когда они были уже далеко не детьми, тоже, как оказалось, имел зуб на Мораитса, и они подрались прямо перед местом совета. Пришлось сделать им замечание, чтобы не вели себя неподобающе в присутствии Его Величества.
По итогам совета Форлисичкину поручили продолжать работу над расшифровкой цетских сообщений, Пётр Форкосиган взял на себя планирование захвата Форкосиган-Вашного, а Форбреттену с его ребятами объяснили, каких цетов брать живыми - и для допроса, и доктору на органы - и отправили на охоту. Тут он заметил меня:
- Ну что, дед, ещё повоюем?
- Повоюем, сынок. Только закрепиться бы где-нибудь. Не может армия на бегу жить. Возьмите Вашной, ребятки, - закрепимся там, вот тогда повоюем!
С амбициями императора, стойкостью генералов и горячностью молодой крови - действительно верилось, что мы сможем отбить у врага столицу графства. А там и до столицы Барраяра недалеко...
* * *
Гости уткнулись в коммы, листая свежий выпуск новостей. Одна лаконичная новость зацепила мой взгляд: один из старших Формерсье казнён за участие в дуэли. Не то чтобы я желал братцу смерти, но и глубокой скорби не испытал. Этьен, конечно, выскочил в коридор, а в нашем кругу вновь была поднята тема дуэлей. По мнению министра Гришнова, форам следовало привыкнуть и подчиниться, коль скоро такова была воля императора. Я соглашался, но с той оговоркой, что так просто искоренять традиции невозможно и для начала следует изменить мышление людей, а потом уже ожидать от них соблюдения законов.
- Вы критикуете закон, принятый императором и Советом графов?
- Вовсе нет, я не компетентен в законотворчестве. Я всего лишь сетую на недостаточную гибкость мышления форов.
Мне было любопытно, как среагирует присутствовавший при том Джес Форратьер, но он воспринял сентенцию на удивление мирно, только Гришнов посоветовал мне не наживать врагов. А вот Её Высочество расстроило то, что мы вновь заговорили при ней о дуэлях, и удалилась. Вышло ужасно неловко. Зато, когда она вернулась к нам, мы перешли к не менее любопытному вопросу: различиях между форами и простолюдинами. Принцесса считала, что различия могут быть только в силу воспитания, а Форратьер отстаивал врождённые различия по крови. Интересно, его первым словом тоже было "честь", а не "мама"? Я слушал его с вежливым интересом, размышляя, как мало нужно себя ценить, чтобы приписывать всё лучшее в себе не собственным заслугам, а породе, будто форы выводят своих детей, как лошадей.
В качестве постороннего эксперта вновь привлекли кстати оказавшегося поблизости Форкосигана - присоединяться к компании, в которой был Форратьер, он, похоже, избегал, но неизбежно попадал в поле зрения принцессы. Когда его спросили, заключаются ли сословные различия в воспитании или в крови, он ответил, что он военный и ничего в этом не смыслит, а кровь красная у всех. Мне всё больше нравился этот человек с неожиданным для военного умом и тактом. А Её Величество я всё сильнее любил - она считала, что в Академии должно учиться больше простолюдинов, и что рано или поздно различия исчезнут. Я добавил, что помимо различий в воспитании, существуют различия в отношении. Даже в Академии к тем немногим простолюдинам, кто смог туда поступить, относятся не так, как к курсантам-форам. Когда Форратьер договорил, принцесса спросила всех присутствующих не-форов, чо мы об этом думаем. Господина Франка барраярские традиции не затрагивали никак, кроме этнографического интереса, Гришнов заметил, что если его провоцируют на фразу "Я бы вызвал Вас на дуэль, но...", однако он не заинтересован в таком способе решения конфликтов, а я ответил, что с детства привык к рассуждениям о форской крови.
Тут стоит заметить, что мы разговаривали подле исторической инсталляции, выставленной в зале по случаю какой-то даты, и прежде чем к нам подошла принцесса - прикрыли высохшие скальпы цетагандийцев знаменем армии сопротивления, чтобы её не шокировать. На той же витрине Форкосиган обнаружил револьвер позднего периода Изоляции. Я забыл, как называлась эта система, но у револьвера был запасной ствол на один патрон, и я вспомнил балладу времён оккупации "Десятый оставлю себе". Мы немного поговорили о важности изучения истории не только по учебникам, и я не удержался от комментария, что Форкосиган в учебники уже вошёл - как палач Юрия Безумного. А напишут ли о нём как о мяснике Комарры - будет зависеть от того, кто именно будет писать историю. В комаррских учебниках это прозвище так точно приживётся. Я был приятно удивлён тем, что Форкосиган не попытался меня убить во время этого разговора. Похоже, слухи о его свирепости были изрядно преувеличены - и я даже догадывался, кем именно.
Проходя по коридору, я застал Этьена о чём-то переговаривающимся в кулуарах с вице-адмиралом Форхаласом, но мешать не стал. Зато встреченный Негри очень сурово спросил у меня, где это я был. Его бдительность меня положительно забавляла.
- Был в уборной, могу подтвердить под фаст-пентой!
Её Высочество предложили расширить курс этикета в Академии и пообещали приложить руку к редактированию устаревшего учебника. Я не уставал восхищаться, как у неё хватало времени на всё, помимо воспитания ребёнка. А некоторым офицерам и сейчас не помешало бы поучиться хорошим манерам...
* * *
Август 2832 года. Форкосиган-Вашный стал домом - надёжным и удобным. Полевые условия остались в прошлом - здесь расположились склады с продовольствием, госпиталя и конюшни, ангары для техники, центры связи. Здесь уже не слышно звуков войны, война для штаба осталась только на картах и в донесениях с фронта. Новости приходят положительные - армия сопротивления уверенно теснит захватчиков. Сегодня можно позволить себе передышку по случаю дня рождения леди Лизаветт Форсовиной. Даже седеющие суровые генералы веселятся и приглашают дам танцевать. Говорят, что Негри - недавно появившийся в ставке член подпольного движения и фигура почти легендарная - опоссум. Почему-то это чертовски смешно. Мораитс учит танцевать Доно Форратьера, и они нелепо вальсируют, похожие на людей, столкнувшихся в середине узкого моста. Принцесса Елена объявляет о помолвке своего брата, о которой самому Юрию как-то забыли сообщить...
Император Юрий входит с большим и ярким подсолнухом в руках и объявляет, что цеты сбросили на Форкосиган-Вашный с орбиты атомную бомбу. Через четыре часа этого города больше не будет. Невозможно уничтожить бомбу на подлёте - это приведёт к ещё большему радиационному заражению через атмосферные течения. Невозможно объявить всеобщую эвакуацию - если цеты поймут, что нам известна их шифровальная система, они разработают новую, и все наши усилия пойдут прахом. Мы снова потеряем преимущество в скорости и начнём проигрывать. Император говорит, что выиграть войну и освободить Барраяр для него дороже одного города. С ним никто не спорит. Необходимо составить списки ценных специалистов - без семей, - которых можно будет тайно вывезти. Только один рейс: несколько ходок привлекут внимание цетов. Доно Форратьер сжимает ладонь императора в своей - в такие моменты не зазорно обнаружить слабость. Обнаружить, но не проявить.
Мораитс уходить отказывается. Конечно, ему прикажут уйти - он всё ещё единственный скачковый пилот, но я впервые за долгое время чувствую к нему уважение и отпускаю все подозрения. Я знаю, что не уйду. К тому так много внутренних и внешних причин, что у меня не закрадывается ни единой мысли о том, что можно иначе. Я спрашиваю, сколько техников я могу вписать, и мне отвечают: дай предки, двоих. Когда список доходит до меня, я вношу туда только одно имя: Виноградов. Он сумеет сделать то, что сделал я когда-то: принять в свои руки инженерные войска и организацию работы с трофейной техникой. Форбреттен заявляет, что они с парнями уйдут верхами и не будут претендовать на места во флаере. Члены императорской фамилии спешат к флаерам. Эзар упирается и протестует, поэтому его ловко оглушают и уносят волоком. Император задерживается в почти опустевшем зале старинного здания администрации, словно капитан на палубе тонущего корабля. И я совершенно не мог ожидать, что он встанет передо мной и обратится ко мне.
- Надеюсь, Вы понимаете, что остаётесь?
- Конечно. Я вписал только Виноградова.
- Даже если бы Вы вписали себя, я бы Вас вычеркнул.
- Я бы не вписал.
Я много пожил и послужил Барраяру. Теперь пришла очередь молодых послужить за нас. Ещё несколько мгновений я стоял лицом к лицу с императором, словно помолодев на двадцать лет: выпрямившись и опираясь на больную ногу, вдыхая без хрипа, глядя на него полуслепыми глазами и понимая, что пелена перед ними - это просто влага. Я без колебаний и волнения оставлял Барраяр его императору. Юрий верил в победу - а значит, победа поверит в него. Значит, мои внуки будут жить в свободном мире. Значит, всё было не зря.
Император попрощался с доктором Дюбуа, который также оставался в Форкосиган-Вашном. Обнял его и вышел. Оставались также и те, кто должен был произвести документальную съёмку разрушения города - наглядное доказательство преступного цетагандийского режима для Беты и других инопланетных наблюдателей. Оставался город, который ни о чём не подозревал и продолжал вести свою почти мирную жизнь. Мне захотелось пойти и проверить укрепления вокруг города - как в тот день, когда над нашими головами разверзлись небеса, пропуская первые цетагандийские корабли...
* * *
Форратьер, так часто намекавший на пьянство Форкосигана, похоже, сам изрядно нагрузился и попытался повиснуть на Эйреле. Тот протестовал, но не слишком, и утащил Джеса "подышать свежим воздухом". Была ли между ними до сих пор... связь? Признаться, даже знакомство с бетанцем Франком (и его довольно фривольные разговоры с Аленом Форриди, которых я однажды стал случайным свидетелем) не сделало меня более терпимым к подобным вещам, и я предпочитал об этом не задумываться, в особенности в отношении Форкосигана.
Тут распорядитель вечера объявил, что буквально сегодня удалось восстановить архивную документальную съёмку - уникальный исторический документ. Слуги отдёрнули полог, и перед нами предстал небольшой голоэкран. Несколько мгновений мы видели только помехи, а затем под бодрый музыкальный мотив, явно наложенный позднее, на экране вырос, подрагивая, белый гриб от горизонта до неба. Кто-то заметил, что оператор наверняка погиб, поскольку во времена цетагандийской войны не существовало достаточно надёжных автономных систем и никто не стал бы рисковать, оставляя камеру на штативе. Кадры с грибом сменились разрушенными пылающими зданиями и съёмкой из атмосферы - видами дымящихся руин, в которые превратились как исторические здания, так и современные высотки. Это поистине впечатляло - с тех пор на территорию, где сравняли с землёй столицу графства, постепенно зарастающую травами и кустарниками, практически никто не совался. Видимо, именно эту запись видели тогда бетанцы - можно понять, почему они всем народом решительно выступили против Цетаганды. Капитан Негри замер, словно зависший комм, онемел и, казалось, даже забыл моргать и дышать. Его отвели в сторону и усадили. В юности, должно быть, он эти кадры уже видел. Форхалас стал ворчать, что не следует показывать такое на приёме. Ему возразили, что об этом следует помнить. Я добавил, что Её и Его Высочества не обязаны интересоваться мнением всех гостей - хотя, безусловно, для многих присутствующих трагедия Форкосиган-Вашного была связана с плохими воспоминаниями.
В этот момент, пока все были отвлечены голозаписью, случилось покушение на императора Эзара. Вопрос, куда смотрело СБ, допуская в замок лишних людей, стал мучить меня ещё более остро. Посол Франк сообщил Форриди, что в последний раз император оставался наедине с Николь Форбреттен, и Форриди умчался куда-то на крейсерской скорости. Вернулся он с совершенно убитым видом. Леди Форбреттен, видимо, арестовали по его наводке, а она ему нравилась. Похоже, нравилась куда больше, чем Лин Франк. Хотя, если это был уже на Ален, а Доминик... чему удивляться, что кто-то живёт на две жизни, когда за один вечер происходит несколько покушений на всех членов императорской фамилии? Некоторое время назад Негри, кажется, упоминал о шести. Я ответил, что эдак можно прийти на приём и не заметить, что на тебя пытались совершить покушение, - хотел тем самым сделать комплимент работе СБ, но, похоже, это была не самая удачная шутка.
Тем временем Негри позвал для разговора Лина Франка, и на сей раз сопровождать своего подопечного я не мог. Я изрядно напрягся, как ни смешно - даже больше, чем когда Негри вызывал меня самого. Только дипломатического скандала нам сейчас и не хватало! Если в покушении на Эзара пронюхают бетанский след, это поставит крест на моём продвижении по службе! Но, к счастью, судя по доносившимся из покоев кронпринца обрывкам разговора, Франка ни в чём не подозревали, а просили о помощи. Похоже, состояние старика императора было настолько паршивым, что требовались бетанские технологии. Николь Форбреттен привели под конвоем, все косились на неё как на шашку нитроглицерина. Но её отпустили - по крайней мере, пока. Если этой милой девушке удалось провернуть покушение успешнее, чем двум профессионалам, я же локти себе изглодаю! Из зала все как-то постепенно улетучились. За неимением иной компании я, как человек незлопамятный, подсел к Джесу Форратьеру. Очень уж непривычно было видеть его скучающим, но последние события к веселью не располагали. Все ждали, чем закончатся переговоры с Франком - сменится ли сегодня на Барраяре император? Этьен тоже скучал, и я вспомнил, что так и не принёс братцу свои... соболезнования. Самое время это сделать, когда никто не услышит.
- Я ведь чуть не забыл тебя поздравить...
- С чем?
- С тем, что ты стал ещё на один шаг ближе к титулу.
Этьен сцапал меня за грудки и приложил об стену. Так и не научился держать себя в руках...
* * *
Декабрь 2833 года. Мама разрешила мне пойти на бал Зимнепраздника - не просто в гости, а в императорский дворец. Она долго объясняла мне, как себя вести, но я от радости не могла ничегошеньки запомнить. Потом она сказала, что я справлюсь и папа обо мне позаботится. Папа был настоящим героем - он вместе с императором прогнал цетов из нашего города. И при этом был совсем не страшным, как большие усатые генералы, а очень хорошим и вежливым, и даже меня не воспитывал. Ведь если я шла на бал - значит, была уже взрослая и могла сама сообразить, что делать. Ой, а и правда, что делать? Зал такой огромный и светлый, музыка такая громкая, а незнакомых людей так много, и все смотрят на меня! Наверное, лучше спрятаться.
Я запросто улизнула от папы и спряталась за портьеру. Там меня никому не было видно - я лучше всех умела играть в шпионов - зато мне было видно всех. Я не шевелилась, стояла абсолютно бесшумно, как вдруг...
- Крыса! - незнакомый мальчишка вытащил меня из-за портьеры, крепко ухватив за платье.
- Ладно, ладно, ты выиграл. Но я могу ещё и укусить!
И я укусила его за запястье. Мальчишка ойкнул, перехватил меня за шкирку и вытащил на середину зала, с гордостью показывая всем свою добычу. Когда ему велели меня отпустить, он поставил меня на землю и разглядел.
- Ты чья такая будешь?
- Я Эльза. Эльза Форратьер.
- Это Доно Форратьера, что ли? Эй, Доно!..
Здорово, что он тоже знал папу. Хотя папу знали все - когда папа герой, по-другому и быть не может. Мальчишку звали Рауль Форбреттен, и он тогда не сказал, что он был целый граф, наверное, из скромности. Вернул меня папе и выдал, что нашёл меня за портьерой, но про укус не наябедничал. Я успокоила папу, что мы просто играли. Папа покачал головой и сказал, что мне надо вести себя хорошо, ведь мне скоро танцевать на свадьбе. Ух ты, у меня будет свадьба! В этом огромном зале, в белом-белом платье и в белых туфельках с бантами! И белая карета, запряжённая парой белых лошадей. Четвёркой лошадей. Шестёркой. Нет - дюжиной белых лошадей! Папа всё обещал. Интересно, кто будет женихом? Мама ни разу мне об этом не говорила.
А потом папа представил меня императору. Я, конечно, знала, что император будет на балу, но не так-то просто поверить, что тот, кто стоит прямо перед тобой, и есть император, а не какой-нибудь двойник или актёр из голофильма! Император всего-всего Барраяра, тот самый император Юрий, о котором рассказывали столько всего удивительного! Я совершенно забыла, что положено сказать.
- Здравст...Здравия желаю, Ваше Величество!
Меня тут же взял в оборот некий чрезвычайно приятный, будто сказочный старичок, представился учителем Тицианом и предложил повторить, как к кому обращаться. Мама рассказывала мне, как обращаться к императору, к принцу, к графу, а ещё к наследнику графа... а ещё к старшему сыну фора - невозможно не перепутать, нужно много-много лет ходить на балы, чтобы всё выучить, но я обязательно выучу! Он был очень кстати, этот сверчок-старичок, - когда он пришёл ко мне на помощь, мне сразу стало гораздо спокойнее. Ошибиться не страшно, и император ничуть не обиделся. А мальчишка Форбреттен пригласил меня на танец. Я сказала, что совсем не умею танцевать, и он просто повёл меня по кругу. Это было несложно, но как-то не по-настоящему. Другое дело - папа. Он храбро старался меня вальсировать, хотя у нас не очень-то изящно получалось. Подумать только, он на войне научился танцевать! А ещё пообещал нарисовать мне лошадку - и нарисовал.
С ещё одним человеком - как раз большим и усатым, но очень мягким и поэтому не страшным, так что он мне сразу понравился - я уже сама познакомилась. Это оказался граф Пётр Форкосиган. Самый что ни на есть генерал! Рассказать кому-нибудь из мальчишек, что у меня теперь есть знакомые генералы, - ни за что не поверят, скажут, что выдумываю. Тут меня позвали знакомиться с его сыном Эйрелом. Если он - сын генерала, то наверняка сам станет генералом (или адмиралом - тоже неплохо). Я решила, что за него я и выйду замуж. Интересно, у меня такой же ошалевший вид, как у него сейчас? Наверное, смотрится ужасно глупо. Но Эйрел ужасно милый. Он тоже в детстве играл в партизан и цетов, и во взятие Сону-Майя - мы с мальчишками как-то брали сарай, Янис спрыгнул с крыши и сломал пятки. И Эйрел тоже был в восторге от того, что вокруг нас - сплошные герои и генералы, все-все самые великие люди Барраяра. И император! Я представляла, что император очень высокий, очень взрослый и грозный, а он почти как папа. Эйрел сказал, что принц Ксав - его дедушка, и что тот обещал покатать его на флаере.
- Хочешь тоже полетать?
- На настоящем флаере с настоящим принцем? Конечно, хочу!
- Тогда я его попрошу, и мы возьмём тебя с собой.
Папа будет не против, а маму мы уговорим. Когда с тобой принц, ничего плохого случиться не может. И Эйрел тоже совсем как взрослый и умеет танцевать гораздо лучше меня. Он сказал, что наступил на ногу принцессе и надеется, что его за это не казнят. Я была уверена, что за это даже не отрубают ногу, но даже если да - зато будет что вспомнить! И оружие у Эйрела было взрослое - кинжал фора. Аж завидно и немножечко страшно! Он мне его показал - кинжал был очень старый, но очень острый...
* * *
Форкосиган со знанием дела повертел в руках улику - кинжал допотопного вида - и вернул её обратно Гришнову. Должно быть, этой штукой и пытались убить императора Эзара. Это от Форкосигана, что ли, пошла эта странная традиция убивать представителей фамилии Форбарра исключительно холодным оружием? Достижения прогресса - для слабаков?.. Хотя кинжал, конечно, припрятать проще. А форам и вовсе не возбраняется иметь их при себе - и как только ещё не перерезали друг друга.
Джес спокойно сообщил, что и у его семьи нынче тоже траур. Я сунул нос в новостную ленту на экране его комма - там скупой некролог уведомлял о гибели некоего Форратьера на полуострове Кайрил. Форратьеров было так много, что я не смог бы сказать, кем покойный приходился Джесу и тем паче - что он забыл на Кайриле, но каждый Форратьер был столь любопытной индивидуальностью, что смерть какого бы то ни было Форратьера была значительной потерей для Барраяра.
Несмотря на то, что её приём превратился в место преступления и поле для расследований СБ, принцесса Карин не покидала гостей, хотя явно не находила себе места. Она говорила, что хочет действовать, а не просто сидеть и ждать, - о, можно ли восхищаться ей больше? Дай ей в руки те же средства, какими располагает император, и СБ забегает вдвое быстрее и вдвое эффективнее. Я не знал, чем ей помочь, - мне самому больше всего хотелось убраться отсюда, или проснуться и понять, что не всё ещё пошло псу под хвост, что было бы совсем идеально. Николь Форбреттен снова арестовали, на сей раз достаточно официально, а Этьен с Форриди сцепились в коридоре, их едва удалось разнять. Я поинтересовался у Форратьера, который знал всё про всех при дворе, где теперь служит Формерсье, коль скоро у него появилась пагубная привычка распускать руки. Джес предположил, что тот по-прежнему служит на Комарре. Что ж, Комарра по-разному влияет на людей...
* * *
Июль 2836 года. По случаю нашей с Раулем помолвки во дворце объявили малый приём. Конечно, я волновалась, когда поднималась по ступеням в зал, а Рауль поддерживал мою ладонь в своей. Но он всегда был очень внимательным и бережным со мной и называл "моя маленькая леди", и я знала - что бы ни случилось, вечер уже удался, ведь мы могли побыть вместе. Он подвёл меня к отцу. Несмотря на то, что папа всё время проводил во дворце, и на его лице читались следы бессонных ночей - у него наверняка было много работы по восстановлению архитектурного облика города, - в его глазах были всё те же тёплые искорки, что и прежде. Он сказал Раулю, чтобы тот позаботился обо мне, а я ответила, что тоже позабочусь о Рауле. Отец припомнил мне мою просьбу о дюжине белых лошадей - надо же, он не забыл! Я сказала, что мне вполне хватит и двух, но Рауль запротестовал, что всё должно быть так, как я хочу. Сошлись на четырёх - я ведь всё-таки не принцесса, хотя рядом с ним чувствовала себя именно ею. Его так расстраивало, что до свадьбы ждать ещё год, словно мы расставались на год и не будем больше видеться. Я тоже очень без него скучала. Как же я его люблю!..
Мы вышли танцевать. Я по-прежнему танцевала не очень хорошо, мне недоставало практики. Но Рауль танцевал как истинный фор, как будто его детство прошло не в Дендарийских горах. Он страшно гордился, что после знакомства со мной стал лучше выглядеть и говорить и научился хорошим манерам - хвастался капитану Негри, что мне удалось его отмыть, чего всему отряду не удавалось. А я очень гордилась, что мой жених сражался с цетагандийцами вместо того, чтобы отсиживаться в столице. Мы вспомнили, как я забыла про все правила приличия на своём первом балу и сказала императору "Здравия желаю, Ваше Величество" - зато тот наверняка меня запомнил. Впрочем, сейчас нельзя было с уверенностью сказать, что было бы лучше - чтобы император запомнил тебя или не заметил. Он почти не выходил к гостям, вид у него был отчуждённый и как будто затравленный. Ходили слухи, что он болен, - неужели ему ничем нельзя было помочь?..
Все поздравляли нас и называли красивой парой. Было так приятно слышать искреннюю радость в словах принцессы и генералов, но мы сбежали от всех в коридор, где можно было сидеть на кушетке бок о бок, держаться за руки и украдкой поцеловаться. Я была рада увидеть Эйрела Форкосигана - он очень вытянулся, выправкой был в отца. Рауль полюбопытствовал, о чём мы перешёптывались тогда, при нашей первой встрече с Эйрелом, с таким заговорщицким видом. Эйрел тогда обещал покатать меня на флаере - но так и не покатал. Его дед генерал Ксав улетал на следующий день и не успел прокатить даже самого Эйрела. Также держался молодцом господин Тициан. Он прошёл мимо нас несколько навеселе и в компании скачкового пилота генерала Ксава, господина Мораитса. Они заявили, что уже десяток лет как не могли набить друг другу морду, поскольку им вечно что-то мешало, а теперь были намерены довести дело до конца - и вид у них был самый довольный жизнью и друг другом.
- Я обязательно приглашу их на нашу свадьбу!
- Ты хочешь, чтобы на нашей свадьбе устроили драку эти милые старички?
- Конечно, это же весело. Я приглашу всех!
И мы сидели и болтали обо всём на свете, и оба чувствовали себя как в сказке. Неужели всё это будет по-настоящему - наша свадьба, наш танец, наши обеты, и наш дом, в котором я стану графиней Форбреттен и подарю Раулю наследника? Казалось, я всю жизнь ждала именно этого.
- В детстве я всегда просила маму рассказать мне на ночь сказку о красавице и чудовище.
- Значит, я - чудовище?
- В каждом чудовище спрятан прекрасный принц...
* * *
Этьен так нагрузился с горя, что мне даже стало немного его жаль. Должно быть, он теперь жалел, что ушёл из гвардии кронпринца - глядишь, был бы поближе к сильным мира сего, смог бы отмазать братца от казни. Я подсел к нему, чтобы поговорить, но едва я открыл рот и прикоснулся к его руке, привлекая к себе внимание, как, бывало, в детстве, когда малыш Этьен витал в облаках, - как он сорвался с места и стал трясти меня за грудки как грушу. Нас бросились разнимать, но я уверял всех, что всё в порядке, поскольку мне по-прежнему хотелось нормального разговора - а если Этьену полегчает, когда он спустит пар, то почему бы и нет. Я посмотрел ему в глаза и произнёс, что ему наверняка было что мне сказать - так пусть скажет уже наконец. Этьен собрался с духом и потребовал, чтобы я не смел дурно высказываться о семье, которая меня приютила и заботилась обо мне. Тут не выдержал уже я и выпалил ему в лицо, быстро обернувшееся ко мне затылком:
- Ничего себе "приютила"! Ничего себе "позаботилась"! Так вот как это теперь называется!.. - или нечто подобное в том же духе, пока воздух не закончился в лёгких и Этьен не исчез из поля зрения. Всё-таки он был настоящим форёнком Формерсье, со всей их презрительной надменностью, самовлюблённостью и слепой уверенностью в непогрешимости своей семейки. А я ещё вздумал его жалеть, как будто в нём могла проснуться благодарность или хотя бы умение думать. Я вернулся в зал и попросил у принцессы прощения за безобразное поведение своего дальнего родственника: в семье не без темпераментного человека, не понимающего шуток.
- Так он Вам родственник, этот... Формерсье? - принцесса выглядела удивлённой. Может, она мне и посочувствует? Её головной болью был муженёк, моей - драчливый братец.
- Дальний. Очень дальний.
Некоторое время назад Форратьер чувствовал себя дурно после допроса с фаст-пентой, и Негри явно не собирался на этом останавливаться, хотя Гришнов упомянул, что передозировка может угробить допрашиваемого. Я не знал, была ли тому виной несостоявшаяся дуэль, но над Форратьером определённо сгущались тучи. И вот кронпринц во всеуслышанье пригласил Форкосигана в покои "попрощаться с Форратьером". Это означало смертный приговор? Зерг ввернул ещё какой-то пассаж о том, что приходится жертвовать теми, кого любишь. Хреновая же это была любовь! И у Форриди тоже. Когда любишь по-настоящему, всё остальное идёт к чертям. Пусть правление меняется, а любимый человек остаётся рядом - не наоборот. Так я и хотел поступать.
Тут принцесса объявила, что ввиду чрезвычайных обстоятельств приём окончен и все должны покинуть дворец. Она довольно тепло попрощалась с послом Франком, так что я ощутил укол ревности. Он был интересным собеседником и в том, чтобы развлечь принцессу, превзошёл меня по всем статьям, хотя у меня оставалось одно неоспоримое преимущество: я был барраярцем. Мы с Лином Франком уже почти вышли из дворца, когда меня задержали сотрудники МПВ и куда-то повели. Я спросил, могу ли я узнать о причинах задержания, но мне ответили, что я узнаю обо всём на месте, не давая мне никакой возможности подготовиться. Теперь я предстал пред очи Гришнова - неужто ему было мало бесед со мной на приёме? Но теперь он не был настроен убивать время дружелюбной болтовнёй, а сходу поинтересовался, нет ли у меня аллергии на фаст-пенту. Я столь же вежливо ответил, что мне ни разу не доводилось проверять и, конечно, не хотелось бы рисковать и впредь, поскольку я вообще не сторонник принимать всякие химические вещества, но раз безопасность Барраяра требует таких мер, то я готов. Гришнов даже уточнил моё согласие, но что-то подсказывало мне, что если бы я отказался, дело закончилось бы тем же, только хуже. Я кивнул, закатал рукав и протянул руку, на мгновение успев и подумать, не симулировать ли аллергический приступ, и отказаться от этой затеи. Стоявший за моей спиной безмолвной тенью сотрудник ловко сделал мне инъекцию. Первые несколько секунд не происходило ничего. А потом я почувствовал расслабленное благодушие, и мой язык развязался, как будто Гришнов был лучшим на свете собутыльником и я доверял ему как себе самому.
- Как Ваше имя?
- Люшков. Антуан Люшков.
- Вы когда-либо носили другие имена?
- Другие? Нет. Я Люшков. Не Формерсье.
- Формерсье?
- Да. Мой папаша Формерсье...
- Вы незаконнорожденный сын?
- О, я с детства этого наслушался. Незаконнорожденный, бастард, ублюдок...
- Как Вы относитесь к Вашей семье?
- Презираю... презираю этих напыщенных, самоуверенных негодяев. Они меня подставили, мои братцы. Свалили всё на меня, чтобы от меня избавиться. Выставили меня вон...
- Как бы Вы хотели с ними поступить?
- Я бы хотел стать фором... таким же, как они. Получить то, чего я достоин по праву. И тогда посмотреть им в глаза. Свысока на них посмотреть...
- Как к Вам попала брошь Её Высочества?
- Брошь мне передали... какие-то люди. Наверное, работающие во дворце. Сказали, что если я хочу приблизиться к принцессе, то они мне помогут, я и согласился. Ваше имя упоминали, да... А я и сказал, что брошь нашёл. Соврал, да, небольшая такая уловка. Сами понимаете, без этой хитрости она бы на меня даже не посмотрела... где она, а где я, простолюдин...
- Покушение на императора Эзара?
- Да, было покушение, я слышал... и не одно. Почём мне знать, что там случилось? Это пусть СБ расследованиями занимается, у меня другая сфера деятельности...
- Вы совершали в последнее время что-нибудь противозаконное?
Тут даже мой затуманенный фаст-пентой мозг жалобно хрустнул. Он точно знал, что не пойман-не вор, а значит, никаких преступлений я не совершал. Но болтать хотелось так, что язык чесался, - и хотелось поделиться с этим приятнейшим человеком, что жить, совсем не нарушая никаких законов, невозможно.
- Ну как же... было дело, было, что греха таить. Здесь подмажешь, тут соврёшь, там подсидишь кого-нибудь - сами небось знаете, как дела делаются, по-другому и не бывает. У нас, знаете, та ещё банка со скорпионами, в нашем министерстве, да...
Мне казалось, что я трепался часами, а на самом деле прошло не больше пяти минут, и меня начало отпускать. Блаженная пустота в голове сменилась противной густой тяжестью, гудящей, как с похмелья. Я сжал виски ладонями, ещё не до конца осознав, по какой тонкой грани я прошёл. Ещё немного - и я вспомнил бы про переговоры с наёмниками, самым свежим примером моих ухищрений во имя карьеры. А если бы Гришнов назвал имя Зерга, на него сразу вывалилось бы много интересного...
* * *
Ноябрь 2837 года. Ещё один праздник во дворце, совсем не похожий на праздник. У всех в памяти свежа расправа императора над кабинетом министров, но вслух об этом не говорят. Все знают, что император подвержен внезапным вспышкам гнева и заходит всё дальше, скатывается в безумие. Мне очень жаль императора, и очень жаль тех, кто постоянно находится с ним рядом, ведь они понимают, что могут стать следующими жертвами. Я знаю, что отец не покинет место службы, и особенно волнуюсь за него.
Господин Гришнов был так любезен, что провёл мне небольшую экскурсию по темнице СБ. Крошечная допросная без окон, с жёсткой скамьёй и пометками маркером прямо на стенах, производила гнетущее впечатление, хотя Гришнов уверял, что там очень уютно и они предоставляют задержанным всё необходимое. Нужно быть, наверное, очень несчастным человеком, чтобы привыкнуть работать в такой крысиной норе. Гришнов со всем должным вниманием проводил меня назад и передал Раулю. Конечно, Рауль не одобрял моей прогулки, но я хотела своими глазами взглянуть на место, где с каждым днём оказывалось всё больше людей по мелочным подозрениям императора. Рауль очень беспокоился обо мне, будто я была хрустальной. Он усадил меня в зале и бережно прикоснулся ладонью к моему животу.
- Думаешь, он меня слышит?
- Конечно. Он чувствует, что ты рядом. Или - она...
Рауль сказал, что закончил со всеми делами в столице, и на следующий день мы можем вместе улететь в поместье. Хоть я и любила столицу, мне нравилось бывать там изредка, а не жить в ней постоянно, - а в имении Форбреттен было тихо и красиво, и больше интересных дел по хозяйству, так что эта новость меня обрадовала. Затем Рауль подвёл меня к дамам и оставил меня на их попечении, а сам отошёл поговорить с другими мальчишками. Лизаветта Форсовина встретила меня тёплой улыбкой и спросила, как мне живётся в браке. Я ответила, что очень счастлива. Мне так повезло с Раулем - он любил меня, а я любила его. Леди Форсовина согласилась с тем, что это - самое главное.
- А дети?..
- Да, доктор уже подтвердил...
- О, поздравляю!
Старый Альфред Тициан тоже был рад за меня. Казалось, он был здесь всегда и всегда будет - без него невозможно было представить дворец, как без старинных фресок, портретов и гобеленов. Даже больше: без него дворец был бы как без души. Он оставался чем-то родным и тёплым в этом месте, откуда уходили радость и свет и воцарялись страхи, отчаяние и сомнения. Леди Форсовина сказала, что учитель Тициан воспитал их всех, был общим заботливым дедушкой для детей и подростков, когда-то бежавших из захваченной цетагандийцами столицы. Я смотрела на него, живого свидетеля целой уходящей эпохи, - сколько силы в нём было, чтобы пройти сквозь все эти годы и сохранить себя, всё ещё грозиться Эзару, что не выпорол его вовремя, и давать мудрые советы детям тех, кого сам держал на коленях? И каково ему было с повзрослевшим императором?..
Рауль вернулся ко мне ещё более взволнованным, чем прежде. Он сказал, что мне стоит лететь прямо сейчас, не дожидаясь его, а он прилетит в поместье следом. Утверждал, что флаер уже готов, и пытался увести меня по коридору прочь из замка. Я остановилась и, обняв его, заверила, что я чувствую себя достаточно хорошо, берегу себя, и что мне хотелось бы дождаться конца вечера, а потом мы улетим вдвоём - так мне будет спокойней, чем лететь одной. Рауль нехотя согласился, и мы возвратились в зал. Мы едва переступили его порог, когда управляющий начал зачитывать императорский указ. Речь зашла об аресте заговорщиков, замышляющих против императора и Барраяра, но вдруг последовали имена родственников императора. Его братьев, их жён, детей и внуков... Сначала мне показалось, что это очень глупая шутка. Затем я поняла, что таким не шутят. Рауль уставился на императора, стоявшего прямо перед ним, как на привидение, - его мир рухнул сейчас и здесь. Когда он потерял родителей, потерял детство, потерял всё, - он пришёл к молодому императору Юрию с кучкой таких же парней-партизанов, и император принял его, дал возможность драться с цетами и освобождать Барраяр. А теперь император воевал с барраярцами, как с врагами, приговаривал самых близких и верных ему людей. Рауль что-то возражал одними губами и рвался вперёд, но я встала перед ним, обхватила руками и удерживала изо всех сил. Он меня не слышал, но я уговаривала его улететь. Он попытался передать меня отцу и поручить ему увезти меня, но я так вцепилась в него, что он не сумел меня оторвать.
- Давай улетим, пожалуйста, давай улетим вместе, ты же обещал, вечер уже закончился, давай улетим!..
* * *
Этьен опять набросился на меня посреди коридора дворца. Он что, нарочно меня дожидался, чтобы поколотить? Почему тогда не бил сразу в морду - хотел, чтобы я поколотил его? Мимо пробежала какая-то служанка с воплями, что видела какие-то тела. Кто-то - Негри или Гришнов - хладнокровно заметил, что во дворце можно взглянуть на самое важное тело Барраяра. Стало быть, император Эзар всё-таки умер? Где же крики "да здравствует император Зерг"? Я чувствовал себя в эпицентре какого-то мрачного трагифарса. Господин Франк на крыльце рассказывал о том, как он случайно обнаружил тело Джеса Форратьера. Интересно, тот покончил с собой в камере или был убит по приказу кронпринца? Обе смерти одинаково паршивы. Занятно, но мне стало жаль Форратьера. Он был человеком интересным и обаятельным для фора. Должно быть, я становился чуть более сентиментальным всякий раз, когда избегал шанса самому оказаться покойником...
Постигровое и благодарностиУ этой игры оказалось даже больше общего с "Чудовищами", чем я ожидал, - устоявшиеся сюжетные ходы, вбросы и замесы, в особенности история с разрушением Форкосиган-Вашного, и финальная расстановка мизансцены с той самой музыкой... Раз фанон, мастерский и игроцкий, постепенно канонизируется - значит, хороший получился фанон
Если быть оптимистичным, то для Антуана Люшкова всё закончилось шоколадно. Зерг добровольно полетит на Эскобар, а значит, дорога для будущего императора Грегора будет открыта - и Этьен вместо Джеса полетит вместе с ним, а значит, между Антуаном и наследством его отца останется только один старший брат. Причём всё это было достигнуто не только не его руками, но даже без его участия и без его ведома. Но если быть реалистом, то СБ и МПВ должны будут присмотреться к нему более внимательно, и как знать, не изменит ли ему удача в следующий раз.
Спасибо мастерам за дофига работы над двумя историями, каждая из которых имела свои собственные атмосферу, ритм и настроение, за интересный формат и возможность поиграть в рамках одного мира очень разное и непривычное и при этом причудливо перекликающееся.
Спасибо героическим игротехам - 12 часов на ногах, "слуга, кофе", "введите пленных", "арестуйте его" и прочая, и прочая... вы сделали существенную часть процесса, вы круты!
Спасибо игрокам за яркие образы! В особенности Волчонке за истинную принцессу и увлекательные разговоры, Галке за великолепного бетанского интеллектуала Лина Франка, Джонту за офигительного Дорку и бдительного Негри, Птахе за самого любимого и благородного Рауля, Джонатану за интеллигентного папу Доно, Рыжему за чудесного восьмилетнего Эйрела, Ашеру за харизматичного Гришнова, Ренджи за очаровательного Форратьера, Аромголь за трогательных и искренних Тициана и Форриди, и всем-всем-всем! Люблю вас, мы круты, и мощны наши лапищи - мы снова оживили и прожили историю Барраяра, и пусть не в последний раз
После игры мы с Птахой оперативно собрались, обняли всех, кто не успел убежать, и уехали на такси, так что я успел провести некоторое время дома - покормить зверьё, перепаковать рюкзак и позавтракать. Птаха уже спала, когда я поехал на работу, поскольку мне так и не ответили относительно моего графика. Но стоило мне прибыть на Беляево, открыть магазин и сделать запись в журнале, как в замочную скважину ткнулся чужой ключ. Так я познакомился с коллегой Н., которую прежде видел только на собеседовании. Когда я честно признался ей, что я, конечно, сильный ролевик, но после бессонной ночи отработать смену тяжеловато, она отпустила меня домой. Я вернулся и закатился к Птахе под бок - спать до вечера.
Отчёт с прошедшего Поместья на болотах воспоследует, а пока пишу я вводные на прошлое и понимаю, что они, конечно, меньше, чем на Чайку (аж в два раза - по странице с гаком на персонажа), но всё равно как-то очень густо щщей. И начинаю опасаться, что игроки могут не успеть за один вечер сыграть и прошлое, и настоящее одновременно так, чтобы все эти щщи расхлебать. Может, действительно поставить сначала одну мелкоигру, а потом уже другую?..
...Да, Марк хотел поставить летом Онегина, но что-то пошло не так (Или погодите - глядишь, ещё и успею.) Надоел Барраяр, говорил Марк, тошнит от Барраяра, говорил Марк, сделаю-как я игру по Барраяру. Или две. Последовательность - моё второе имя.
Отчёт отперсонажный. Обрывки трёх дневников, перепутавшиеся на столе.Светские беседы всё же порой ставят меня в тупик. Форратьер заговорщицким тоном сообщил мне, что Форкосиган уже мертвецки пьян. Когда я, проследив взглядом за предметом разговора, выразил сомнение, Форратьер заверил меня, что Эйрел просто хорошо научился держать себя в руках. На мой взгляд, это было похвальным умением для офицера, хотя само пристрастие к возлияниям я не одобрял. Или вот Форриди - намекнул на некие слухи, которые он о себе услышал. В такие моменты он очень напоминал своего брата Алена. Может, это и был Ален, в шутку прикинувшийся Домиником? Или наоборот?.. У меня решительно шла кругом голова от этого типа. Чтобы приободрить его, я заметил, что к слухам о себе всегда отношусь с юмором. Бороться с ними бессмысленно, но - собака лает, караван идёт, отчего же не посмеяться?
Похоже, о происходящем в Совете графов Форриди знал неплохо, раз заговорил об изоляционистах, - хоть и избегал встречаться со своим братом. Тут я не удержался от проверки и заявил, что его выступления в Совете мне всегда импонируют. Он вежливо кивнул, но не удивился - значит, это всё-таки был не Доминик?! К нашему разговору, помимо Лина Франка, присоединился кронпринц. Ему тоже не нравилось, что в Совете так много консерваторов, которые из страха перед переменами с радостью захлопнули бы ПВ-тоннель и оказались в новом периоде Изоляции. Он тоже считал, что Барраяру необходимо развитие, но когда я добавил, что Барраяр должен развиваться в своей колее и не позволять навязывать себе что-либо извне, - довольно резко ответил, что для начала Барраяру нужно вылезти из чужой колеи. Я не смог не возразить, что, несмотря на многие технические и научные достижения, которые мы восприняли у Цетаганды, оккупантам не удалось сделать Барраяр сатрапией - они пытались навязать нам свою культуру, но при этом сдерживали развитие барраярской. Казалось, мы говорим об одном и том же, просто принцу хотелось завязать спор ради спора. Я привлёк себе на помощь подошедшего капитана Негри, спросив, не правда ли использование цетагандийских технологий (в частности фаст-пенты, - сразу вспомнил он) ещё не ставит Барраяр на цетагандийский путь развития. Но, видимо, ему не нравилось слышать что-либо о цетах в принципе, и развивать тему я воздержался. Он же заявил, что хочет со мной побеседовать.
Тут Форриди стал настаивать, что Негри следует поговорить с ним, видимо - о тех самых слухах, не дававших ему покоя; если бы мы с Аленом были в сговоре, я подумал бы, что он пытается меня прикрыть. Но капитан Негри пообещал, что уделит ему время потом, и предложил мне отойти в сторону. Я извинился перед собеседниками, мы вышли в коридор, где было вполне безлюдно, но Негри этим не удовлетворился и повёл меня коридорами замка к кабинетам СБ. Я решил держаться непринуждённо до последнего. Так быстро раскрыть покушение они не могли, а если поочерёдно допрашивали всех присутствующих - могло обойтись и без фаст-пенты. А если не обойдётся? В клетке будет время подумать о том, что я не предусмотрел, но очень уж хотелось избежать крайних мер. Негри пропустил меня вперёд в допросную, где я устроился на жёсткой лавке, сел напротив и стал жечь спички, огарков которых перед ним накопилась уже красноречивая груда. Работы много, нервы ни к чёрту - не хотел бы я такой службы. Что ж, всякий успокаивается как умеет - я согласен на любой диалог, пока спички не тушат об мою шкуру. К немалому моему удивлению и облегчению, Негри стал спрашивать не о покушении, а о броши принцессы - видимо, это действительно была дорогая вещь, и её пропажа не осталась незамеченной (почему и убийцы, и воры разучились работать чисто?). Я повторил то же, что говорил и принцессе - что нашёл брошь на полу, примерно в том месте, где Её Высочество почувствовали себя дурно.
- Сможете указать точное место?
- Смогу примерно. Не в точности до квадрата.
- А подтвердить под фаст-пентой?
- Вы, должно быть, шутите - фаст-пента ради такого пустяка?
- Я никогда не шучу.
Пока Негри не передумал, я охотно проводил его в коридор, где совсем недавно все гости толпились вокруг принцессы, что должно было бы навести бдительного главу СБ на мысль, что брошь могла выпасть и из кармана кого-то из них. Поводил рукой в направлении угла за кушеткой, представляя про себя для пущей убедительности, как могла выглядеть брошь на полу. Пожалуй, не слишком заметно, чтобы она могла пролежать там некоторое время после происшествия. Негри потребовал, чтобы я посмотрел ему в глаза, и я поднял взгляд от пола, будучи уже внутренне уверенным в своей правоте.
- ...Смотрю - что-то блестит, а я, знаете ли, человек наблюдательный...
- Нам нужны наблюдательные люди. Если заметите ещё что-нибудь...
Да он меня вербует! Прелюбопытнейшая перспектива. И предложение, от которого невозможно отказаться, когда смотришь в глаза этому человеку и видишь... нечто даже родственное. Простолюдин, который держит на плечах безопасность империи и ради того, чтобы не уронить лица, проверит лично даже пятна на салфетках. Напоследок он спросил меня о том, почему я ни на шаг не отхожу от посла Франка, и я пояснил, что такова моя работа и я должен исполнять её хорошо. Сказал, что нас нельзя назвать друзьями - это сугубо деловые, формальные отношения, но мы достаточно давно работаем вместе и привыкли друг к другу, чтобы его сопровождение не меняли на кого-то другого. Я наболтал ещё чего-то лестного о своём подопечном, и Негри проводил меня обратно в зал, где я вернулся к разговору с той же лёгкостью, с какой уходил. Мне казалось, прошла целая вечность, хотя на деле мы с Негри прогуливались едва ли дольше пятнадцати минут. Теперь ему пришлось сдержать слово и уделить внимание Форриди.
Тема беседы даже не успела измениться - в кругу Его Высочества по-прежнему обсуждали барраярский путь развития. Зерг говорил о вреде бездумного копирования, и я не мог не согласиться, что люди склонны воспринимать форму, но не суть. Мы можем экспортировать иноплантные технологии и инопланетных специалистов, но чтобы не зависеть от них вечно, мы должны вырастить собственных исследователей, изобретателей и экспертов, которые будут строить собственный опыт на основе чужого. Принц говорил, что раньше выбора не было, а теперь, когда он появился, необходимо не допустить, чтобы инопланетный образ жизни оказался до молодёжи более привлекательным. Что ж - это повод лучше изучать в учебных заведениях историю и обычаи Барраяра, повышать престиж барраярской культуры. И, как выразился принц Зерг, - давать новым поколениям возможность думать, а не просто повторять вслед за своими дедами, что мутанты - зло.
Но затем речь зашла о законе о дуэлях. Даже я понимал, что этот закон был принят преждевременно - он ставил форов перед нерешаемым противоречием: либо ты нарушаешь волю своего императора и приговариваешься к смерти, либо отказываешься от поединка и подвергаешься остракизму со стороны других форов как бесчестный трус. Но стоило мне сформулировать всё это кратко, как принц встал на дыбы - я успел убедиться, что форы очень не любят, когда кто-то рассуждает об их привилегиях:
- Получается, что фору приходится выбирать между личной честью и присягой.
- Сразу видно, что Вы не фор: присяга - и есть честь.
Честь - это присяга, император - это Барраяр... какие ещё лозунги форы усваивают бездумно, точно так же, как страх перед генетикой? Интересно, когда фор называет фора козлом, - в таком случае тоже бывает задета присяга?..
* * *
Апрель 2831 года. Взятие Сону-Майя позади. Мы заняли город практически без потерь, и оттуда император отправил сообщение всем графствам, ожидая, что графы прибудут принести ему присягу. Эта затея не увенчалась успехом, если не считать того, что заявление Юрия о себе изрядно разозлило цетов - а мы добровольно подставили им себя на блюдечке, с императором в качестве главного пункта меню. Существенных подкреплений мы не дождались, зато дождались того, что крашеные начали пробиваться в город. Отступая и прикрывая императора, мы потеряли больше людей, чем могли бы приобрести. Но если для честолюбия императора один коленопреклонённый фор стоил дороже, чем сотни погибших солдат, - так тому и быть. Только бы дальнейшие операции не были столь же демонстративными и кровавыми, иначе вся армия ляжет костьми ради прославления Его Величества, а славой цетов не выгонишь. Императору Дорке не требовалось доказывать, что он выше других, - он просто трудился на благо Барраяра больше других.
Ставку командования размазало по предгорьям, как в первые дни войны. Разные части отступали разными путями, некоторые вызывали огонь на себя, отвлекая врага от императора, задерживались на временных стоянках, путали следы, пробирались к горам. Связь была нарушена, ресурсов не прибавилось, поскольку захватить с собой из Сону-Майя ещё и обозы было невозможно. В лагере, где продолжали встречать отставших и подсчитывать пропавших, неожиданно появился мальчишка лет четырнадцати, со связкой скальпов на поясе. Он настоял, чтобы его пропустили к императору, назвался графом Форбреттеном и сказал, что не успел прийти в Сону-Майя из-за обстрела, поэтому пришёл сразу сюда. С ним был небольшой отряд таких же отчаянных юнцов.
Раненым добрался генерал Пётр Форкосиган. Его, протестующего, немедленно отдали в руки врачей. Но поскольку он порывался встать и присоединиться к совету, так что всем госпиталем невозможно было его удержать, а ходить ему ещё не рекомендовалось, - Его Величество перенесли совет в госпиталь. Так генералы и собрались над койкой Форкосигана. Император Юрий выглядел взволнованным, в странной смеси злости и весёлости - назвал своих генералов "козлами" и раненого Петра "скотиной". Император Дорка мог ругаться очень громко, так что шутили, что его голос вызывает обвалы на головы цетам, - но оскорблять других форов и офицеров никогда себе не позволял. Я же мысленно ругал себя за то, что не мог перестать сравнивать двух императоров. В лице императора мы служим всему Барраяру - значит, сейчас Барраяру был нужен именно такой император. Но я уже не мог, как прежде, подойти к своему императору с советом. Я лишь надеялся, что император Юрий понимал, какой неоправданной, непозволительной растратой человеческих сил был Сону-Майя. Что он примет во внимание все последствия и впредь будет планировать операции с учётом рисков. В конце концов, рядом с ним были опытные люди. Они не дадут ему повторять прежние ошибки.
Форбреттен поинтересовался, почему у нас по лагерю расхаживает мутант. Оказалось, он впервые увидел скачкового пилота. Принц Ксав попросил его не трогать Мораитса.
- Я всё равно его убью.
- Нельзя. Он такой один, а без него генерал Ксав не сможет летать на Бету.
- Тогда ладно. Но после войны...
- В очередь!
Тициан, домашний учитель принцев и принцессы, остававшийся рядом с ними даже тогда, когда они были уже далеко не детьми, тоже, как оказалось, имел зуб на Мораитса, и они подрались прямо перед местом совета. Пришлось сделать им замечание, чтобы не вели себя неподобающе в присутствии Его Величества.
По итогам совета Форлисичкину поручили продолжать работу над расшифровкой цетских сообщений, Пётр Форкосиган взял на себя планирование захвата Форкосиган-Вашного, а Форбреттену с его ребятами объяснили, каких цетов брать живыми - и для допроса, и доктору на органы - и отправили на охоту. Тут он заметил меня:
- Ну что, дед, ещё повоюем?
- Повоюем, сынок. Только закрепиться бы где-нибудь. Не может армия на бегу жить. Возьмите Вашной, ребятки, - закрепимся там, вот тогда повоюем!
С амбициями императора, стойкостью генералов и горячностью молодой крови - действительно верилось, что мы сможем отбить у врага столицу графства. А там и до столицы Барраяра недалеко...
* * *
Гости уткнулись в коммы, листая свежий выпуск новостей. Одна лаконичная новость зацепила мой взгляд: один из старших Формерсье казнён за участие в дуэли. Не то чтобы я желал братцу смерти, но и глубокой скорби не испытал. Этьен, конечно, выскочил в коридор, а в нашем кругу вновь была поднята тема дуэлей. По мнению министра Гришнова, форам следовало привыкнуть и подчиниться, коль скоро такова была воля императора. Я соглашался, но с той оговоркой, что так просто искоренять традиции невозможно и для начала следует изменить мышление людей, а потом уже ожидать от них соблюдения законов.
- Вы критикуете закон, принятый императором и Советом графов?
- Вовсе нет, я не компетентен в законотворчестве. Я всего лишь сетую на недостаточную гибкость мышления форов.
Мне было любопытно, как среагирует присутствовавший при том Джес Форратьер, но он воспринял сентенцию на удивление мирно, только Гришнов посоветовал мне не наживать врагов. А вот Её Высочество расстроило то, что мы вновь заговорили при ней о дуэлях, и удалилась. Вышло ужасно неловко. Зато, когда она вернулась к нам, мы перешли к не менее любопытному вопросу: различиях между форами и простолюдинами. Принцесса считала, что различия могут быть только в силу воспитания, а Форратьер отстаивал врождённые различия по крови. Интересно, его первым словом тоже было "честь", а не "мама"? Я слушал его с вежливым интересом, размышляя, как мало нужно себя ценить, чтобы приписывать всё лучшее в себе не собственным заслугам, а породе, будто форы выводят своих детей, как лошадей.
В качестве постороннего эксперта вновь привлекли кстати оказавшегося поблизости Форкосигана - присоединяться к компании, в которой был Форратьер, он, похоже, избегал, но неизбежно попадал в поле зрения принцессы. Когда его спросили, заключаются ли сословные различия в воспитании или в крови, он ответил, что он военный и ничего в этом не смыслит, а кровь красная у всех. Мне всё больше нравился этот человек с неожиданным для военного умом и тактом. А Её Величество я всё сильнее любил - она считала, что в Академии должно учиться больше простолюдинов, и что рано или поздно различия исчезнут. Я добавил, что помимо различий в воспитании, существуют различия в отношении. Даже в Академии к тем немногим простолюдинам, кто смог туда поступить, относятся не так, как к курсантам-форам. Когда Форратьер договорил, принцесса спросила всех присутствующих не-форов, чо мы об этом думаем. Господина Франка барраярские традиции не затрагивали никак, кроме этнографического интереса, Гришнов заметил, что если его провоцируют на фразу "Я бы вызвал Вас на дуэль, но...", однако он не заинтересован в таком способе решения конфликтов, а я ответил, что с детства привык к рассуждениям о форской крови.
Тут стоит заметить, что мы разговаривали подле исторической инсталляции, выставленной в зале по случаю какой-то даты, и прежде чем к нам подошла принцесса - прикрыли высохшие скальпы цетагандийцев знаменем армии сопротивления, чтобы её не шокировать. На той же витрине Форкосиган обнаружил револьвер позднего периода Изоляции. Я забыл, как называлась эта система, но у револьвера был запасной ствол на один патрон, и я вспомнил балладу времён оккупации "Десятый оставлю себе". Мы немного поговорили о важности изучения истории не только по учебникам, и я не удержался от комментария, что Форкосиган в учебники уже вошёл - как палач Юрия Безумного. А напишут ли о нём как о мяснике Комарры - будет зависеть от того, кто именно будет писать историю. В комаррских учебниках это прозвище так точно приживётся. Я был приятно удивлён тем, что Форкосиган не попытался меня убить во время этого разговора. Похоже, слухи о его свирепости были изрядно преувеличены - и я даже догадывался, кем именно.
Проходя по коридору, я застал Этьена о чём-то переговаривающимся в кулуарах с вице-адмиралом Форхаласом, но мешать не стал. Зато встреченный Негри очень сурово спросил у меня, где это я был. Его бдительность меня положительно забавляла.
- Был в уборной, могу подтвердить под фаст-пентой!
Её Высочество предложили расширить курс этикета в Академии и пообещали приложить руку к редактированию устаревшего учебника. Я не уставал восхищаться, как у неё хватало времени на всё, помимо воспитания ребёнка. А некоторым офицерам и сейчас не помешало бы поучиться хорошим манерам...
* * *
Август 2832 года. Форкосиган-Вашный стал домом - надёжным и удобным. Полевые условия остались в прошлом - здесь расположились склады с продовольствием, госпиталя и конюшни, ангары для техники, центры связи. Здесь уже не слышно звуков войны, война для штаба осталась только на картах и в донесениях с фронта. Новости приходят положительные - армия сопротивления уверенно теснит захватчиков. Сегодня можно позволить себе передышку по случаю дня рождения леди Лизаветт Форсовиной. Даже седеющие суровые генералы веселятся и приглашают дам танцевать. Говорят, что Негри - недавно появившийся в ставке член подпольного движения и фигура почти легендарная - опоссум. Почему-то это чертовски смешно. Мораитс учит танцевать Доно Форратьера, и они нелепо вальсируют, похожие на людей, столкнувшихся в середине узкого моста. Принцесса Елена объявляет о помолвке своего брата, о которой самому Юрию как-то забыли сообщить...
Император Юрий входит с большим и ярким подсолнухом в руках и объявляет, что цеты сбросили на Форкосиган-Вашный с орбиты атомную бомбу. Через четыре часа этого города больше не будет. Невозможно уничтожить бомбу на подлёте - это приведёт к ещё большему радиационному заражению через атмосферные течения. Невозможно объявить всеобщую эвакуацию - если цеты поймут, что нам известна их шифровальная система, они разработают новую, и все наши усилия пойдут прахом. Мы снова потеряем преимущество в скорости и начнём проигрывать. Император говорит, что выиграть войну и освободить Барраяр для него дороже одного города. С ним никто не спорит. Необходимо составить списки ценных специалистов - без семей, - которых можно будет тайно вывезти. Только один рейс: несколько ходок привлекут внимание цетов. Доно Форратьер сжимает ладонь императора в своей - в такие моменты не зазорно обнаружить слабость. Обнаружить, но не проявить.
Мораитс уходить отказывается. Конечно, ему прикажут уйти - он всё ещё единственный скачковый пилот, но я впервые за долгое время чувствую к нему уважение и отпускаю все подозрения. Я знаю, что не уйду. К тому так много внутренних и внешних причин, что у меня не закрадывается ни единой мысли о том, что можно иначе. Я спрашиваю, сколько техников я могу вписать, и мне отвечают: дай предки, двоих. Когда список доходит до меня, я вношу туда только одно имя: Виноградов. Он сумеет сделать то, что сделал я когда-то: принять в свои руки инженерные войска и организацию работы с трофейной техникой. Форбреттен заявляет, что они с парнями уйдут верхами и не будут претендовать на места во флаере. Члены императорской фамилии спешат к флаерам. Эзар упирается и протестует, поэтому его ловко оглушают и уносят волоком. Император задерживается в почти опустевшем зале старинного здания администрации, словно капитан на палубе тонущего корабля. И я совершенно не мог ожидать, что он встанет передо мной и обратится ко мне.
- Надеюсь, Вы понимаете, что остаётесь?
- Конечно. Я вписал только Виноградова.
- Даже если бы Вы вписали себя, я бы Вас вычеркнул.
- Я бы не вписал.
Я много пожил и послужил Барраяру. Теперь пришла очередь молодых послужить за нас. Ещё несколько мгновений я стоял лицом к лицу с императором, словно помолодев на двадцать лет: выпрямившись и опираясь на больную ногу, вдыхая без хрипа, глядя на него полуслепыми глазами и понимая, что пелена перед ними - это просто влага. Я без колебаний и волнения оставлял Барраяр его императору. Юрий верил в победу - а значит, победа поверит в него. Значит, мои внуки будут жить в свободном мире. Значит, всё было не зря.
Император попрощался с доктором Дюбуа, который также оставался в Форкосиган-Вашном. Обнял его и вышел. Оставались также и те, кто должен был произвести документальную съёмку разрушения города - наглядное доказательство преступного цетагандийского режима для Беты и других инопланетных наблюдателей. Оставался город, который ни о чём не подозревал и продолжал вести свою почти мирную жизнь. Мне захотелось пойти и проверить укрепления вокруг города - как в тот день, когда над нашими головами разверзлись небеса, пропуская первые цетагандийские корабли...
* * *
Форратьер, так часто намекавший на пьянство Форкосигана, похоже, сам изрядно нагрузился и попытался повиснуть на Эйреле. Тот протестовал, но не слишком, и утащил Джеса "подышать свежим воздухом". Была ли между ними до сих пор... связь? Признаться, даже знакомство с бетанцем Франком (и его довольно фривольные разговоры с Аленом Форриди, которых я однажды стал случайным свидетелем) не сделало меня более терпимым к подобным вещам, и я предпочитал об этом не задумываться, в особенности в отношении Форкосигана.
Тут распорядитель вечера объявил, что буквально сегодня удалось восстановить архивную документальную съёмку - уникальный исторический документ. Слуги отдёрнули полог, и перед нами предстал небольшой голоэкран. Несколько мгновений мы видели только помехи, а затем под бодрый музыкальный мотив, явно наложенный позднее, на экране вырос, подрагивая, белый гриб от горизонта до неба. Кто-то заметил, что оператор наверняка погиб, поскольку во времена цетагандийской войны не существовало достаточно надёжных автономных систем и никто не стал бы рисковать, оставляя камеру на штативе. Кадры с грибом сменились разрушенными пылающими зданиями и съёмкой из атмосферы - видами дымящихся руин, в которые превратились как исторические здания, так и современные высотки. Это поистине впечатляло - с тех пор на территорию, где сравняли с землёй столицу графства, постепенно зарастающую травами и кустарниками, практически никто не совался. Видимо, именно эту запись видели тогда бетанцы - можно понять, почему они всем народом решительно выступили против Цетаганды. Капитан Негри замер, словно зависший комм, онемел и, казалось, даже забыл моргать и дышать. Его отвели в сторону и усадили. В юности, должно быть, он эти кадры уже видел. Форхалас стал ворчать, что не следует показывать такое на приёме. Ему возразили, что об этом следует помнить. Я добавил, что Её и Его Высочества не обязаны интересоваться мнением всех гостей - хотя, безусловно, для многих присутствующих трагедия Форкосиган-Вашного была связана с плохими воспоминаниями.
В этот момент, пока все были отвлечены голозаписью, случилось покушение на императора Эзара. Вопрос, куда смотрело СБ, допуская в замок лишних людей, стал мучить меня ещё более остро. Посол Франк сообщил Форриди, что в последний раз император оставался наедине с Николь Форбреттен, и Форриди умчался куда-то на крейсерской скорости. Вернулся он с совершенно убитым видом. Леди Форбреттен, видимо, арестовали по его наводке, а она ему нравилась. Похоже, нравилась куда больше, чем Лин Франк. Хотя, если это был уже на Ален, а Доминик... чему удивляться, что кто-то живёт на две жизни, когда за один вечер происходит несколько покушений на всех членов императорской фамилии? Некоторое время назад Негри, кажется, упоминал о шести. Я ответил, что эдак можно прийти на приём и не заметить, что на тебя пытались совершить покушение, - хотел тем самым сделать комплимент работе СБ, но, похоже, это была не самая удачная шутка.
Тем временем Негри позвал для разговора Лина Франка, и на сей раз сопровождать своего подопечного я не мог. Я изрядно напрягся, как ни смешно - даже больше, чем когда Негри вызывал меня самого. Только дипломатического скандала нам сейчас и не хватало! Если в покушении на Эзара пронюхают бетанский след, это поставит крест на моём продвижении по службе! Но, к счастью, судя по доносившимся из покоев кронпринца обрывкам разговора, Франка ни в чём не подозревали, а просили о помощи. Похоже, состояние старика императора было настолько паршивым, что требовались бетанские технологии. Николь Форбреттен привели под конвоем, все косились на неё как на шашку нитроглицерина. Но её отпустили - по крайней мере, пока. Если этой милой девушке удалось провернуть покушение успешнее, чем двум профессионалам, я же локти себе изглодаю! Из зала все как-то постепенно улетучились. За неимением иной компании я, как человек незлопамятный, подсел к Джесу Форратьеру. Очень уж непривычно было видеть его скучающим, но последние события к веселью не располагали. Все ждали, чем закончатся переговоры с Франком - сменится ли сегодня на Барраяре император? Этьен тоже скучал, и я вспомнил, что так и не принёс братцу свои... соболезнования. Самое время это сделать, когда никто не услышит.
- Я ведь чуть не забыл тебя поздравить...
- С чем?
- С тем, что ты стал ещё на один шаг ближе к титулу.
Этьен сцапал меня за грудки и приложил об стену. Так и не научился держать себя в руках...
* * *
Декабрь 2833 года. Мама разрешила мне пойти на бал Зимнепраздника - не просто в гости, а в императорский дворец. Она долго объясняла мне, как себя вести, но я от радости не могла ничегошеньки запомнить. Потом она сказала, что я справлюсь и папа обо мне позаботится. Папа был настоящим героем - он вместе с императором прогнал цетов из нашего города. И при этом был совсем не страшным, как большие усатые генералы, а очень хорошим и вежливым, и даже меня не воспитывал. Ведь если я шла на бал - значит, была уже взрослая и могла сама сообразить, что делать. Ой, а и правда, что делать? Зал такой огромный и светлый, музыка такая громкая, а незнакомых людей так много, и все смотрят на меня! Наверное, лучше спрятаться.
Я запросто улизнула от папы и спряталась за портьеру. Там меня никому не было видно - я лучше всех умела играть в шпионов - зато мне было видно всех. Я не шевелилась, стояла абсолютно бесшумно, как вдруг...
- Крыса! - незнакомый мальчишка вытащил меня из-за портьеры, крепко ухватив за платье.
- Ладно, ладно, ты выиграл. Но я могу ещё и укусить!
И я укусила его за запястье. Мальчишка ойкнул, перехватил меня за шкирку и вытащил на середину зала, с гордостью показывая всем свою добычу. Когда ему велели меня отпустить, он поставил меня на землю и разглядел.
- Ты чья такая будешь?
- Я Эльза. Эльза Форратьер.
- Это Доно Форратьера, что ли? Эй, Доно!..
Здорово, что он тоже знал папу. Хотя папу знали все - когда папа герой, по-другому и быть не может. Мальчишку звали Рауль Форбреттен, и он тогда не сказал, что он был целый граф, наверное, из скромности. Вернул меня папе и выдал, что нашёл меня за портьерой, но про укус не наябедничал. Я успокоила папу, что мы просто играли. Папа покачал головой и сказал, что мне надо вести себя хорошо, ведь мне скоро танцевать на свадьбе. Ух ты, у меня будет свадьба! В этом огромном зале, в белом-белом платье и в белых туфельках с бантами! И белая карета, запряжённая парой белых лошадей. Четвёркой лошадей. Шестёркой. Нет - дюжиной белых лошадей! Папа всё обещал. Интересно, кто будет женихом? Мама ни разу мне об этом не говорила.
А потом папа представил меня императору. Я, конечно, знала, что император будет на балу, но не так-то просто поверить, что тот, кто стоит прямо перед тобой, и есть император, а не какой-нибудь двойник или актёр из голофильма! Император всего-всего Барраяра, тот самый император Юрий, о котором рассказывали столько всего удивительного! Я совершенно забыла, что положено сказать.
- Здравст...Здравия желаю, Ваше Величество!
Меня тут же взял в оборот некий чрезвычайно приятный, будто сказочный старичок, представился учителем Тицианом и предложил повторить, как к кому обращаться. Мама рассказывала мне, как обращаться к императору, к принцу, к графу, а ещё к наследнику графа... а ещё к старшему сыну фора - невозможно не перепутать, нужно много-много лет ходить на балы, чтобы всё выучить, но я обязательно выучу! Он был очень кстати, этот сверчок-старичок, - когда он пришёл ко мне на помощь, мне сразу стало гораздо спокойнее. Ошибиться не страшно, и император ничуть не обиделся. А мальчишка Форбреттен пригласил меня на танец. Я сказала, что совсем не умею танцевать, и он просто повёл меня по кругу. Это было несложно, но как-то не по-настоящему. Другое дело - папа. Он храбро старался меня вальсировать, хотя у нас не очень-то изящно получалось. Подумать только, он на войне научился танцевать! А ещё пообещал нарисовать мне лошадку - и нарисовал.
С ещё одним человеком - как раз большим и усатым, но очень мягким и поэтому не страшным, так что он мне сразу понравился - я уже сама познакомилась. Это оказался граф Пётр Форкосиган. Самый что ни на есть генерал! Рассказать кому-нибудь из мальчишек, что у меня теперь есть знакомые генералы, - ни за что не поверят, скажут, что выдумываю. Тут меня позвали знакомиться с его сыном Эйрелом. Если он - сын генерала, то наверняка сам станет генералом (или адмиралом - тоже неплохо). Я решила, что за него я и выйду замуж. Интересно, у меня такой же ошалевший вид, как у него сейчас? Наверное, смотрится ужасно глупо. Но Эйрел ужасно милый. Он тоже в детстве играл в партизан и цетов, и во взятие Сону-Майя - мы с мальчишками как-то брали сарай, Янис спрыгнул с крыши и сломал пятки. И Эйрел тоже был в восторге от того, что вокруг нас - сплошные герои и генералы, все-все самые великие люди Барраяра. И император! Я представляла, что император очень высокий, очень взрослый и грозный, а он почти как папа. Эйрел сказал, что принц Ксав - его дедушка, и что тот обещал покатать его на флаере.
- Хочешь тоже полетать?
- На настоящем флаере с настоящим принцем? Конечно, хочу!
- Тогда я его попрошу, и мы возьмём тебя с собой.
Папа будет не против, а маму мы уговорим. Когда с тобой принц, ничего плохого случиться не может. И Эйрел тоже совсем как взрослый и умеет танцевать гораздо лучше меня. Он сказал, что наступил на ногу принцессе и надеется, что его за это не казнят. Я была уверена, что за это даже не отрубают ногу, но даже если да - зато будет что вспомнить! И оружие у Эйрела было взрослое - кинжал фора. Аж завидно и немножечко страшно! Он мне его показал - кинжал был очень старый, но очень острый...
* * *
Форкосиган со знанием дела повертел в руках улику - кинжал допотопного вида - и вернул её обратно Гришнову. Должно быть, этой штукой и пытались убить императора Эзара. Это от Форкосигана, что ли, пошла эта странная традиция убивать представителей фамилии Форбарра исключительно холодным оружием? Достижения прогресса - для слабаков?.. Хотя кинжал, конечно, припрятать проще. А форам и вовсе не возбраняется иметь их при себе - и как только ещё не перерезали друг друга.
Джес спокойно сообщил, что и у его семьи нынче тоже траур. Я сунул нос в новостную ленту на экране его комма - там скупой некролог уведомлял о гибели некоего Форратьера на полуострове Кайрил. Форратьеров было так много, что я не смог бы сказать, кем покойный приходился Джесу и тем паче - что он забыл на Кайриле, но каждый Форратьер был столь любопытной индивидуальностью, что смерть какого бы то ни было Форратьера была значительной потерей для Барраяра.
Несмотря на то, что её приём превратился в место преступления и поле для расследований СБ, принцесса Карин не покидала гостей, хотя явно не находила себе места. Она говорила, что хочет действовать, а не просто сидеть и ждать, - о, можно ли восхищаться ей больше? Дай ей в руки те же средства, какими располагает император, и СБ забегает вдвое быстрее и вдвое эффективнее. Я не знал, чем ей помочь, - мне самому больше всего хотелось убраться отсюда, или проснуться и понять, что не всё ещё пошло псу под хвост, что было бы совсем идеально. Николь Форбреттен снова арестовали, на сей раз достаточно официально, а Этьен с Форриди сцепились в коридоре, их едва удалось разнять. Я поинтересовался у Форратьера, который знал всё про всех при дворе, где теперь служит Формерсье, коль скоро у него появилась пагубная привычка распускать руки. Джес предположил, что тот по-прежнему служит на Комарре. Что ж, Комарра по-разному влияет на людей...
* * *
Июль 2836 года. По случаю нашей с Раулем помолвки во дворце объявили малый приём. Конечно, я волновалась, когда поднималась по ступеням в зал, а Рауль поддерживал мою ладонь в своей. Но он всегда был очень внимательным и бережным со мной и называл "моя маленькая леди", и я знала - что бы ни случилось, вечер уже удался, ведь мы могли побыть вместе. Он подвёл меня к отцу. Несмотря на то, что папа всё время проводил во дворце, и на его лице читались следы бессонных ночей - у него наверняка было много работы по восстановлению архитектурного облика города, - в его глазах были всё те же тёплые искорки, что и прежде. Он сказал Раулю, чтобы тот позаботился обо мне, а я ответила, что тоже позабочусь о Рауле. Отец припомнил мне мою просьбу о дюжине белых лошадей - надо же, он не забыл! Я сказала, что мне вполне хватит и двух, но Рауль запротестовал, что всё должно быть так, как я хочу. Сошлись на четырёх - я ведь всё-таки не принцесса, хотя рядом с ним чувствовала себя именно ею. Его так расстраивало, что до свадьбы ждать ещё год, словно мы расставались на год и не будем больше видеться. Я тоже очень без него скучала. Как же я его люблю!..
Мы вышли танцевать. Я по-прежнему танцевала не очень хорошо, мне недоставало практики. Но Рауль танцевал как истинный фор, как будто его детство прошло не в Дендарийских горах. Он страшно гордился, что после знакомства со мной стал лучше выглядеть и говорить и научился хорошим манерам - хвастался капитану Негри, что мне удалось его отмыть, чего всему отряду не удавалось. А я очень гордилась, что мой жених сражался с цетагандийцами вместо того, чтобы отсиживаться в столице. Мы вспомнили, как я забыла про все правила приличия на своём первом балу и сказала императору "Здравия желаю, Ваше Величество" - зато тот наверняка меня запомнил. Впрочем, сейчас нельзя было с уверенностью сказать, что было бы лучше - чтобы император запомнил тебя или не заметил. Он почти не выходил к гостям, вид у него был отчуждённый и как будто затравленный. Ходили слухи, что он болен, - неужели ему ничем нельзя было помочь?..
Все поздравляли нас и называли красивой парой. Было так приятно слышать искреннюю радость в словах принцессы и генералов, но мы сбежали от всех в коридор, где можно было сидеть на кушетке бок о бок, держаться за руки и украдкой поцеловаться. Я была рада увидеть Эйрела Форкосигана - он очень вытянулся, выправкой был в отца. Рауль полюбопытствовал, о чём мы перешёптывались тогда, при нашей первой встрече с Эйрелом, с таким заговорщицким видом. Эйрел тогда обещал покатать меня на флаере - но так и не покатал. Его дед генерал Ксав улетал на следующий день и не успел прокатить даже самого Эйрела. Также держался молодцом господин Тициан. Он прошёл мимо нас несколько навеселе и в компании скачкового пилота генерала Ксава, господина Мораитса. Они заявили, что уже десяток лет как не могли набить друг другу морду, поскольку им вечно что-то мешало, а теперь были намерены довести дело до конца - и вид у них был самый довольный жизнью и друг другом.
- Я обязательно приглашу их на нашу свадьбу!
- Ты хочешь, чтобы на нашей свадьбе устроили драку эти милые старички?
- Конечно, это же весело. Я приглашу всех!
И мы сидели и болтали обо всём на свете, и оба чувствовали себя как в сказке. Неужели всё это будет по-настоящему - наша свадьба, наш танец, наши обеты, и наш дом, в котором я стану графиней Форбреттен и подарю Раулю наследника? Казалось, я всю жизнь ждала именно этого.
- В детстве я всегда просила маму рассказать мне на ночь сказку о красавице и чудовище.
- Значит, я - чудовище?
- В каждом чудовище спрятан прекрасный принц...
* * *
Этьен так нагрузился с горя, что мне даже стало немного его жаль. Должно быть, он теперь жалел, что ушёл из гвардии кронпринца - глядишь, был бы поближе к сильным мира сего, смог бы отмазать братца от казни. Я подсел к нему, чтобы поговорить, но едва я открыл рот и прикоснулся к его руке, привлекая к себе внимание, как, бывало, в детстве, когда малыш Этьен витал в облаках, - как он сорвался с места и стал трясти меня за грудки как грушу. Нас бросились разнимать, но я уверял всех, что всё в порядке, поскольку мне по-прежнему хотелось нормального разговора - а если Этьену полегчает, когда он спустит пар, то почему бы и нет. Я посмотрел ему в глаза и произнёс, что ему наверняка было что мне сказать - так пусть скажет уже наконец. Этьен собрался с духом и потребовал, чтобы я не смел дурно высказываться о семье, которая меня приютила и заботилась обо мне. Тут не выдержал уже я и выпалил ему в лицо, быстро обернувшееся ко мне затылком:
- Ничего себе "приютила"! Ничего себе "позаботилась"! Так вот как это теперь называется!.. - или нечто подобное в том же духе, пока воздух не закончился в лёгких и Этьен не исчез из поля зрения. Всё-таки он был настоящим форёнком Формерсье, со всей их презрительной надменностью, самовлюблённостью и слепой уверенностью в непогрешимости своей семейки. А я ещё вздумал его жалеть, как будто в нём могла проснуться благодарность или хотя бы умение думать. Я вернулся в зал и попросил у принцессы прощения за безобразное поведение своего дальнего родственника: в семье не без темпераментного человека, не понимающего шуток.
- Так он Вам родственник, этот... Формерсье? - принцесса выглядела удивлённой. Может, она мне и посочувствует? Её головной болью был муженёк, моей - драчливый братец.
- Дальний. Очень дальний.
Некоторое время назад Форратьер чувствовал себя дурно после допроса с фаст-пентой, и Негри явно не собирался на этом останавливаться, хотя Гришнов упомянул, что передозировка может угробить допрашиваемого. Я не знал, была ли тому виной несостоявшаяся дуэль, но над Форратьером определённо сгущались тучи. И вот кронпринц во всеуслышанье пригласил Форкосигана в покои "попрощаться с Форратьером". Это означало смертный приговор? Зерг ввернул ещё какой-то пассаж о том, что приходится жертвовать теми, кого любишь. Хреновая же это была любовь! И у Форриди тоже. Когда любишь по-настоящему, всё остальное идёт к чертям. Пусть правление меняется, а любимый человек остаётся рядом - не наоборот. Так я и хотел поступать.
Тут принцесса объявила, что ввиду чрезвычайных обстоятельств приём окончен и все должны покинуть дворец. Она довольно тепло попрощалась с послом Франком, так что я ощутил укол ревности. Он был интересным собеседником и в том, чтобы развлечь принцессу, превзошёл меня по всем статьям, хотя у меня оставалось одно неоспоримое преимущество: я был барраярцем. Мы с Лином Франком уже почти вышли из дворца, когда меня задержали сотрудники МПВ и куда-то повели. Я спросил, могу ли я узнать о причинах задержания, но мне ответили, что я узнаю обо всём на месте, не давая мне никакой возможности подготовиться. Теперь я предстал пред очи Гришнова - неужто ему было мало бесед со мной на приёме? Но теперь он не был настроен убивать время дружелюбной болтовнёй, а сходу поинтересовался, нет ли у меня аллергии на фаст-пенту. Я столь же вежливо ответил, что мне ни разу не доводилось проверять и, конечно, не хотелось бы рисковать и впредь, поскольку я вообще не сторонник принимать всякие химические вещества, но раз безопасность Барраяра требует таких мер, то я готов. Гришнов даже уточнил моё согласие, но что-то подсказывало мне, что если бы я отказался, дело закончилось бы тем же, только хуже. Я кивнул, закатал рукав и протянул руку, на мгновение успев и подумать, не симулировать ли аллергический приступ, и отказаться от этой затеи. Стоявший за моей спиной безмолвной тенью сотрудник ловко сделал мне инъекцию. Первые несколько секунд не происходило ничего. А потом я почувствовал расслабленное благодушие, и мой язык развязался, как будто Гришнов был лучшим на свете собутыльником и я доверял ему как себе самому.
- Как Ваше имя?
- Люшков. Антуан Люшков.
- Вы когда-либо носили другие имена?
- Другие? Нет. Я Люшков. Не Формерсье.
- Формерсье?
- Да. Мой папаша Формерсье...
- Вы незаконнорожденный сын?
- О, я с детства этого наслушался. Незаконнорожденный, бастард, ублюдок...
- Как Вы относитесь к Вашей семье?
- Презираю... презираю этих напыщенных, самоуверенных негодяев. Они меня подставили, мои братцы. Свалили всё на меня, чтобы от меня избавиться. Выставили меня вон...
- Как бы Вы хотели с ними поступить?
- Я бы хотел стать фором... таким же, как они. Получить то, чего я достоин по праву. И тогда посмотреть им в глаза. Свысока на них посмотреть...
- Как к Вам попала брошь Её Высочества?
- Брошь мне передали... какие-то люди. Наверное, работающие во дворце. Сказали, что если я хочу приблизиться к принцессе, то они мне помогут, я и согласился. Ваше имя упоминали, да... А я и сказал, что брошь нашёл. Соврал, да, небольшая такая уловка. Сами понимаете, без этой хитрости она бы на меня даже не посмотрела... где она, а где я, простолюдин...
- Покушение на императора Эзара?
- Да, было покушение, я слышал... и не одно. Почём мне знать, что там случилось? Это пусть СБ расследованиями занимается, у меня другая сфера деятельности...
- Вы совершали в последнее время что-нибудь противозаконное?
Тут даже мой затуманенный фаст-пентой мозг жалобно хрустнул. Он точно знал, что не пойман-не вор, а значит, никаких преступлений я не совершал. Но болтать хотелось так, что язык чесался, - и хотелось поделиться с этим приятнейшим человеком, что жить, совсем не нарушая никаких законов, невозможно.
- Ну как же... было дело, было, что греха таить. Здесь подмажешь, тут соврёшь, там подсидишь кого-нибудь - сами небось знаете, как дела делаются, по-другому и не бывает. У нас, знаете, та ещё банка со скорпионами, в нашем министерстве, да...
Мне казалось, что я трепался часами, а на самом деле прошло не больше пяти минут, и меня начало отпускать. Блаженная пустота в голове сменилась противной густой тяжестью, гудящей, как с похмелья. Я сжал виски ладонями, ещё не до конца осознав, по какой тонкой грани я прошёл. Ещё немного - и я вспомнил бы про переговоры с наёмниками, самым свежим примером моих ухищрений во имя карьеры. А если бы Гришнов назвал имя Зерга, на него сразу вывалилось бы много интересного...
* * *
Ноябрь 2837 года. Ещё один праздник во дворце, совсем не похожий на праздник. У всех в памяти свежа расправа императора над кабинетом министров, но вслух об этом не говорят. Все знают, что император подвержен внезапным вспышкам гнева и заходит всё дальше, скатывается в безумие. Мне очень жаль императора, и очень жаль тех, кто постоянно находится с ним рядом, ведь они понимают, что могут стать следующими жертвами. Я знаю, что отец не покинет место службы, и особенно волнуюсь за него.
Господин Гришнов был так любезен, что провёл мне небольшую экскурсию по темнице СБ. Крошечная допросная без окон, с жёсткой скамьёй и пометками маркером прямо на стенах, производила гнетущее впечатление, хотя Гришнов уверял, что там очень уютно и они предоставляют задержанным всё необходимое. Нужно быть, наверное, очень несчастным человеком, чтобы привыкнуть работать в такой крысиной норе. Гришнов со всем должным вниманием проводил меня назад и передал Раулю. Конечно, Рауль не одобрял моей прогулки, но я хотела своими глазами взглянуть на место, где с каждым днём оказывалось всё больше людей по мелочным подозрениям императора. Рауль очень беспокоился обо мне, будто я была хрустальной. Он усадил меня в зале и бережно прикоснулся ладонью к моему животу.
- Думаешь, он меня слышит?
- Конечно. Он чувствует, что ты рядом. Или - она...
Рауль сказал, что закончил со всеми делами в столице, и на следующий день мы можем вместе улететь в поместье. Хоть я и любила столицу, мне нравилось бывать там изредка, а не жить в ней постоянно, - а в имении Форбреттен было тихо и красиво, и больше интересных дел по хозяйству, так что эта новость меня обрадовала. Затем Рауль подвёл меня к дамам и оставил меня на их попечении, а сам отошёл поговорить с другими мальчишками. Лизаветта Форсовина встретила меня тёплой улыбкой и спросила, как мне живётся в браке. Я ответила, что очень счастлива. Мне так повезло с Раулем - он любил меня, а я любила его. Леди Форсовина согласилась с тем, что это - самое главное.
- А дети?..
- Да, доктор уже подтвердил...
- О, поздравляю!
Старый Альфред Тициан тоже был рад за меня. Казалось, он был здесь всегда и всегда будет - без него невозможно было представить дворец, как без старинных фресок, портретов и гобеленов. Даже больше: без него дворец был бы как без души. Он оставался чем-то родным и тёплым в этом месте, откуда уходили радость и свет и воцарялись страхи, отчаяние и сомнения. Леди Форсовина сказала, что учитель Тициан воспитал их всех, был общим заботливым дедушкой для детей и подростков, когда-то бежавших из захваченной цетагандийцами столицы. Я смотрела на него, живого свидетеля целой уходящей эпохи, - сколько силы в нём было, чтобы пройти сквозь все эти годы и сохранить себя, всё ещё грозиться Эзару, что не выпорол его вовремя, и давать мудрые советы детям тех, кого сам держал на коленях? И каково ему было с повзрослевшим императором?..
Рауль вернулся ко мне ещё более взволнованным, чем прежде. Он сказал, что мне стоит лететь прямо сейчас, не дожидаясь его, а он прилетит в поместье следом. Утверждал, что флаер уже готов, и пытался увести меня по коридору прочь из замка. Я остановилась и, обняв его, заверила, что я чувствую себя достаточно хорошо, берегу себя, и что мне хотелось бы дождаться конца вечера, а потом мы улетим вдвоём - так мне будет спокойней, чем лететь одной. Рауль нехотя согласился, и мы возвратились в зал. Мы едва переступили его порог, когда управляющий начал зачитывать императорский указ. Речь зашла об аресте заговорщиков, замышляющих против императора и Барраяра, но вдруг последовали имена родственников императора. Его братьев, их жён, детей и внуков... Сначала мне показалось, что это очень глупая шутка. Затем я поняла, что таким не шутят. Рауль уставился на императора, стоявшего прямо перед ним, как на привидение, - его мир рухнул сейчас и здесь. Когда он потерял родителей, потерял детство, потерял всё, - он пришёл к молодому императору Юрию с кучкой таких же парней-партизанов, и император принял его, дал возможность драться с цетами и освобождать Барраяр. А теперь император воевал с барраярцами, как с врагами, приговаривал самых близких и верных ему людей. Рауль что-то возражал одними губами и рвался вперёд, но я встала перед ним, обхватила руками и удерживала изо всех сил. Он меня не слышал, но я уговаривала его улететь. Он попытался передать меня отцу и поручить ему увезти меня, но я так вцепилась в него, что он не сумел меня оторвать.
- Давай улетим, пожалуйста, давай улетим вместе, ты же обещал, вечер уже закончился, давай улетим!..
* * *
Этьен опять набросился на меня посреди коридора дворца. Он что, нарочно меня дожидался, чтобы поколотить? Почему тогда не бил сразу в морду - хотел, чтобы я поколотил его? Мимо пробежала какая-то служанка с воплями, что видела какие-то тела. Кто-то - Негри или Гришнов - хладнокровно заметил, что во дворце можно взглянуть на самое важное тело Барраяра. Стало быть, император Эзар всё-таки умер? Где же крики "да здравствует император Зерг"? Я чувствовал себя в эпицентре какого-то мрачного трагифарса. Господин Франк на крыльце рассказывал о том, как он случайно обнаружил тело Джеса Форратьера. Интересно, тот покончил с собой в камере или был убит по приказу кронпринца? Обе смерти одинаково паршивы. Занятно, но мне стало жаль Форратьера. Он был человеком интересным и обаятельным для фора. Должно быть, я становился чуть более сентиментальным всякий раз, когда избегал шанса самому оказаться покойником...
Постигровое и благодарностиУ этой игры оказалось даже больше общего с "Чудовищами", чем я ожидал, - устоявшиеся сюжетные ходы, вбросы и замесы, в особенности история с разрушением Форкосиган-Вашного, и финальная расстановка мизансцены с той самой музыкой... Раз фанон, мастерский и игроцкий, постепенно канонизируется - значит, хороший получился фанон
Если быть оптимистичным, то для Антуана Люшкова всё закончилось шоколадно. Зерг добровольно полетит на Эскобар, а значит, дорога для будущего императора Грегора будет открыта - и Этьен вместо Джеса полетит вместе с ним, а значит, между Антуаном и наследством его отца останется только один старший брат. Причём всё это было достигнуто не только не его руками, но даже без его участия и без его ведома. Но если быть реалистом, то СБ и МПВ должны будут присмотреться к нему более внимательно, и как знать, не изменит ли ему удача в следующий раз.
Спасибо мастерам за дофига работы над двумя историями, каждая из которых имела свои собственные атмосферу, ритм и настроение, за интересный формат и возможность поиграть в рамках одного мира очень разное и непривычное и при этом причудливо перекликающееся.
Спасибо героическим игротехам - 12 часов на ногах, "слуга, кофе", "введите пленных", "арестуйте его" и прочая, и прочая... вы сделали существенную часть процесса, вы круты!
Спасибо игрокам за яркие образы! В особенности Волчонке за истинную принцессу и увлекательные разговоры, Галке за великолепного бетанского интеллектуала Лина Франка, Джонту за офигительного Дорку и бдительного Негри, Птахе за самого любимого и благородного Рауля, Джонатану за интеллигентного папу Доно, Рыжему за чудесного восьмилетнего Эйрела, Ашеру за харизматичного Гришнова, Ренджи за очаровательного Форратьера, Аромголь за трогательных и искренних Тициана и Форриди, и всем-всем-всем! Люблю вас, мы круты, и мощны наши лапищи - мы снова оживили и прожили историю Барраяра, и пусть не в последний раз
После игры мы с Птахой оперативно собрались, обняли всех, кто не успел убежать, и уехали на такси, так что я успел провести некоторое время дома - покормить зверьё, перепаковать рюкзак и позавтракать. Птаха уже спала, когда я поехал на работу, поскольку мне так и не ответили относительно моего графика. Но стоило мне прибыть на Беляево, открыть магазин и сделать запись в журнале, как в замочную скважину ткнулся чужой ключ. Так я познакомился с коллегой Н., которую прежде видел только на собеседовании. Когда я честно признался ей, что я, конечно, сильный ролевик, но после бессонной ночи отработать смену тяжеловато, она отпустила меня домой. Я вернулся и закатился к Птахе под бок - спать до вечера.
Отчёт с прошедшего Поместья на болотах воспоследует, а пока пишу я вводные на прошлое и понимаю, что они, конечно, меньше, чем на Чайку (аж в два раза - по странице с гаком на персонажа), но всё равно как-то очень густо щщей. И начинаю опасаться, что игроки могут не успеть за один вечер сыграть и прошлое, и настоящее одновременно так, чтобы все эти щщи расхлебать. Может, действительно поставить сначала одну мелкоигру, а потом уже другую?..
...Да, Марк хотел поставить летом Онегина, но что-то пошло не так (Или погодите - глядишь, ещё и успею.) Надоел Барраяр, говорил Марк, тошнит от Барраяра, говорил Марк, сделаю-как я игру по Барраяру. Или две. Последовательность - моё второе имя.