Купала. Под северным небом

С магистрокабинетки я на самом деле свинтил вовремя - на перекопанной метростроем территории остановку ещё поди найди, и на Электрозаводской я был в шесть. Успел купить в МакДо картохи и сока. МакДо подорожал, куда теперь податься честному нищеброду В результате не смог взять обратный билет - денег не хватило. Не придал этому особого значения, а зря(тм).
По пути проехал мимо грузового вагона с надписью "Астрахахань". Лишнее "ха" аккуратно зачеркнули, чем ещё больше привлекли внимание к этому прекрасному слову.
В Подосинках был посветлу, потопал к дальней поляне, столкнулся с Амартом, развешивающим маркеры. Съел багет, пособирал валежник - его дофига: видимо, засуха и дожди постарались. Переоделся в прикид с Колдовстворца - от него куда-то продолбалась рубашка, зато он тёплый, и натянуть сарафан на термуху было отличной идеей.
"Много вас там чокнутых соберётся?"(с)мама, в sms. Мало нас было - я, Ортхильда, Беркана, Эри, Кервен, Птаха и Луар игротехом. Но ощущение идеального соотношения всего и всех не покидает меня. Получилась красивая и волшебная история. Именно такая, какой давно не хватало. Солнцеворот, седьмой день седьмого месяца, огоньки в лесу и сосновые лапы, жарко вспыхивающие в костре и пахнущие смолой. Незабываемо

Про Полынь[Коллаж и песня]
Полынь - очень древний типаж среди меня, выросший из "Полынных сказок" Коваля, которые в детстве перевернули мне картину мира и с тех пор я такой. Вписалась бы она в практически любой мир с природно-мистической составляющей (вполне вижу её в русской версии "Дома, в котором"), но я как-то никуда и никак не мог её вытащить. Так что теперь вы понимаете, почему я начал прыгать вокруг Амарта задолго до анонса Купалы и почему приехал бы в лес хоть тушкой, хоть чучелком.
Поскольку на новгородской земле быть "степной сестрой" (по аналогии со "степным братом" Коваля, пересказавшего калмыцкую сказку) не получилось бы, Полынь стала "лесной сестрой" абсолютно безболезненно - в конце концов, полынь везде растёт. Кто она? Дух-хранитель, если по-литературному. Сперва выходила из леса играть с дочерью воеводы, потому что девочка Весна не боялась её и ничего не требовала. А когда девочка наполовину осиротела, Полынь покинула лес насовсем и осталась жить среди людей, чтобы её защищать, - да только забыла, зачем вышла. Я так и не узнал, сама ли она забыть захотела, чтобы никто не прознал, или кто помог забыть...
Полынь - не про добро, а про справедливость и порядок, но совсем хтонической хтонины у меня не получилось, конечно. Всё-таки за семь лет жизни с людьми Полынь... не то чтобы привязалась - скорее, осознала, что её место здесь (да, все игры этого сезона - о том, как место выбирает тебя; ловлю это только постфактум и уже не удивляюсь). Воевода с дочерью разъедутся кто куда - Полынь грустить не станет: не умеет. Но останется сын воеводы, и Полынь будет так же хранить его. Чтобы ещё куда-нибудь не продолбался

Отчёт отперсонажный (неизбежна хронологическая путаница)На купальскую ночь на священную поляну всегда гости приходили, и всегда неслучайные. В этот раз в гостях у воеводы снова ромей остановился - и в прежние годы можно было его за воеводиным столом видеть: как не приветить бродячего певца и сказителя, хоть и чужеземца? Видела я, что он оборотень, да и он меня чуял, - но о том не говорили.
Пришли на поляну и мудрые: старая жрица Макоши да молодой жрец Ярилы. Жрец не так давно посвящение получил, я и спросить не успела, как имя его; жрица всё больше наблюдала молча из тени от костра. Неужто и в этот год не прекратится распря между святилищами, или же новый жрец сумеет к согласию прийти? Надежда на то затеплилась, когда он сказал, что этот праздник жрице открывать, - но её уступка как будто не порадовала.
Послышались шаги, и к костру вышла женщина в дорожной одежде, а парень в простом кафтане, провожатый, держался позади неё, на свет не выходил, будто света боялся. Но нежитью, от света бегущей, он не был, хоть не был в полной мере и человеком. Куда нам, земным, понять таких, как он, небесных! Нечасто они спускаются к нам вниз.
- Издалека ли ты? - спросила я женщину.
- Издалека. С фьорда.
- А с какого фьорда? - спросил воевода.
- С самого дальнего на север.
- Это там, где деревья не растут? - спросила я.
- Растут, маленькие только и кривые.
Сказала женщина, что прежде в этих краях жила, в детстве ещё. Спросил её воевода об имени одном, и оказалось, что знакомо ей это имя, как будто даже сестру её звали так. Неужто воевода родню свою нашёл? Говорил ведь, что были в его роду варяги.
Ромей оделял гостей куриным мясом, жареным на костре, и передо мной руку остановил:
- А траве мяса не положено.
- Верно говоришь - не положено.
Пахло от мяса пряными травами, которые ромеи специями называют, - купцы эти травы по цене дорогих мехов продают. Ромей рассказал, что они потому так много этих трав кладут, что в их землях жарко, мясо быстрее портится, и приходится вкус тухлого мяса отбивать. Странные они, чужеземцы: вместо того, чтобы добыть сколько надобно и сразу съесть, - тухлятину едят. И мертвецы у них тоже тухнут, потому как они их не сжигают, а в землю закапывают как есть. Ещё воевода сказал, что ромеи такую казнь придумали - живьём в стену замуровывать. Одно дело - строящемуся дому жертву принести, кровь пролив, - но жить в одном доме с покойником?..
Когда угощение было съедено, жрецы позвали всех - и здешних, и пришлых - к священному источнику. В темноте, пока самая короткая ночь ещё не посветлела, передавали из рук в руки деревянную чашу со студёной водой. И каждый, принимая её, делал глоток, от которого льдом схватывало сердце, и произносил пожелания на грядущий год, до следующего поворота.
- Ну и темнота, - ворчал ромей у меня за спиной, - Ничего не видно.
- Тебе ли жаловаться, что в темноте не видишь? - улыбнулась я. Он, может, человеком и видел не лучше прочих, но как не пошутить о том, что только мы понимали?
Жрица после обряда сразу ушла, растворилась в темноте, а жрец вывел нас назад на поляну, велел складывать большой праздничный костёр. Огонь не занимался долго, что некоторые сочли дурным знаком; но разве даётся такой дар легко, если не постараться, если не попросить огонь хорошенько? Медленно просыхали сырые поленья, - сперва ты костёр согреешь, затем он тебя.
Гори, гори ясно, чтобы не погасло! Гори, гори ярко, чтоб небу стало жарко!
Я сидела поближе к огню, а небесный - назвался он Белояр - вновь к свету не подходил, но много возился с дровами и хворостом, подавал мне охапки веток, чтобы я их в костёр подкладывала. Заметила я и то, что ромей на него шипел, потому как он пёс. Симаргл, значит, полукровка. И с чего ему людей сторониться? Обидел ли кто? Я подошла к столу за вином, спросила:
- А ты издалека ли?
- Издалека. И в то же время близко.
- Вот как. И какими судьбами ты нас посетил?
- Почувствовал, что помощь здесь нужна.
- Может, и нужна.
- А что у вас случилось?
Ох, я-то думала, это ты мне об этом скажешь.
- Тень над этим местом. Одной мне не справиться, но если ты здесь - глядишь, и получится.
- А сделать что нужно?
- Да кабы я знала - уже бы сделала! Жрецы у нас в ссоре, Макоши да Ярилы, не могут никак священный источник поделить. И разве ж примиришь их силой?..
Когда всё же подошёл Белояр к костру, странные вещи он говорил. К примеру, что из княжества он Московского - мы о таком в наших краях и не слыхивали. Кто-то припомнил, что есть на юге речка такая - Москов, но чтобы целое княжество выросло, о том и странники не поминали. Ещё удивительней было, что по словам Белояра князь Московский дань платил степнякам, оттого что княжество его богатое. А как спросили, отчего же это богатство не употребить на то, чтобы этих печенегов прогнать, - ответил, что уж многие княжества под степняками оказались, а скинуть их не могут, потому как между князьями согласия нет. Хорошо, что до нас никакие степняки не доберутся - завязнут в лесах.
- А бояться нужно Змея, - говорил Белояр, - Что идёт с востока и всех прочих богов истребляет.
- Мало нам жрецов распятого бога, так теперь ещё и Змей?..
- Христиане не все плохие.
И рассказал он, что в детстве приютил его мастер-богомаз - неужто ромей? - и не крестил потому только, что не знал, был ли приёмыш уже крещёным. И то, чему его этот богомаз учил, не отличалось от того, чему его старцы учили в особой школе мудрости, Колдовстворце. Сложно поверить в такое, и не иначе как чьим-то лихим умыслом потомок симарглов среди иноверцев оказался. Если чему и учили рабы распятого бога, то тому, чтобы от обычаев предков отречься и ни лес, ни землю, ни огонь не почитать. Могут быть среди иноверцев люди добрые, но учения правого у них быть не может.
Слушала я и другие разговоры у костра, и слышала, как сестрица моя Весна говорит ромею, почему он над ней насмеялся и назвал ей вместо своего имени сказочное. Тот же клялся, что хоть и много у него имён, а назвался он ей самым что ни на есть собственным. Никак по сердцу ему пришлась дочь воеводина, как в пору девическую вошла, - имя своё сокровенное оборотень не всякому встречному назовёт.
Из лесу вышел к костру водяной - и ромей так зашипел на него, что мигом превратился в огромного кота, спину выгнувшего да хвост распушившего. Глаза сверкают, когти крючьями - Весна, похоже, испугалась его. Что ж, иные коты воды не любят, иные - наоборот. Только бы водяной не осерчал на неласковый приём. Воевода с него обещание взял, что не будет он вреда учинять.
- Разве же свои вредят своим? - удивилась я. - Мы на одной земле живём, соседями.
Спрашивали его, всё ли в порядке в лесу. У леса свой порядок, сложно его нарушить, - но тень, что замечала и я, лесные жители не могли не заметить. Говорил жрец Ярилы:
- В эту ночь вода с огнём сходятся. Может, и вам удастся всё на лад повернуть.
- Вода с огнём вместе - это баня, - сказал воевода. - Лучше бы жрецы в баню пошли. И там договорились.
Но и жрец ушёл по своим делам, а к костру русалка-вила вышла. Кот Баюн, совладав с испугом, на своём инструменте заморском стал играть и петь, и лесные танцевать приглашали - как усидеть? Оставишь чашку с вином у костра греться да выйдешь плясать. И песни всё про воду были, уважил всё-таки кот гостей.
- Ты их не боишься разве? - спрашивала меня Весна.
- А что их бояться? Я их знаю, они свои.
- Ты далеко с ними не ходи, а то уведут...
- Я как уйду, так и назад вернусь: разве ж я тебя одну оставлю?
И Баюн спрашивал:
- И как ты, трава, на одном месте можешь жить?
- А вот так: где проросла, там и корни пустила. А ты, значит, сам по себе гуляешь?
Вот только говорил воевода, что собирается в другую волость перебраться и дочь с собой забрать. Тревожно было это слышать. Можно убедить себя, что Весна уже не дитя и в защите не нуждается, - не отправлюсь же я за ней, никто не ждёт меня там... Но ежели останусь, то как быть? В лес возвращаться? Вроде и скучаю по нему, - а тень как же? Справятся ли люди с нею без воеводы, или только хуже сделается?..
Отозвала меня вила в сторону от костра:
- Помнишь меня?
- Как не помнить! Но попробуй вас различи: больно вас много.
- И то правда. Всё бережёшь дочь воеводину?
- Всё берегу.
- Скучает по тебе леший, ждёт назад. Но понимает, что скоро ты не вернёшься.
- Да, рано мне пока возвращаться.
- Говорят, беда у вас здесь?
- Ну как - беда. Тень над этим местом, и неведомо, отчего. Вот, жрецы у нас поссорились, но не заставишь же их мириться!
- Думаешь, в них одних всё дело?
- Да уж наверняка не только в них. Нет согласия между людьми, вечно они договориться не могут. Сложные они: семь лет уж живу среди людей, а всё понять их не могу.
- Верно, в лесу всё проще. А знаешь, что от воеводы и от рода его благополучие этой земли зависит?
- Догадываюсь... Но уезжать он собирается по приказу князя. Мне его не удержать.
- Может, и другой кто найдётся, по роду ещё древней.
Это кто же? Не женщина ли с фьорда, Берглинд? Но не говорило о том чутьё. Слишком долго она на чужбине прожила, с другими силами, не здешними, говорить научилась.
Нужно было воеводе сказать, чтобы погодил уезжать, да ему своих забот хватало. Баюн к его дочери посватался, а он и отказал: дескать, ежели он в самом деле Весне был люб, она бы у отца не спрашивалась, поелику в купальскую ночь заведено - всем, кто друг другу полюбится, сходиться беспрепятственно. Но разве ж кот виноват, что воевода дочь воспитал больно послушною? Оттого и спросилась, что не ночь одну, а жизнь целую ей предлагали...
К тому же воевода с оборотнем породняться не желал. Этого я понять не могла - разве ж оборотни людям не братья? Испокон веку кровь медвежья, волчья, лисья сливалась с человечьим родом и делала людскую кровь сильнее. Иной счёл бы за удачу такое родство.
- А правду говорят, что у котов по весне тридцать три жены? - спросил воевода.
- Неправду: тридцать одна.
А в этом был резон: и мне Весну не хотелось отпускать с котом, который на одном месте подолгу не задерживается - и в каждом селе, поди, девицу себе находит. Весна не из тех, кто в дороге жить может да песнями питаться.
А вила рассказала, что из-за делёжки источника, который никому не должен и не может принадлежать, кроме самих богов, - стали прорехи появляться, из которых и приходит тёмная навья сила, чужая, и хочет нашу землю собой пожрать. Вот, значит, какова тень над землёй этой, - худо вышло: явное в Яви оставаться должно, навье - в Нави. Поневоле вспомнишь Змея, о котором Белояр сказывал, - не его ли происки? Тем паче что упомянула вила о том, что жрецов наших нарочно кто-то ссорил, помириться им не давал.
Только Весна не понимала, откуда пришла беда. То услышит, что что-то с лесом, то услышит, что появился пёс, и спросила меня наконец:
- Ты не знаешь, о чём они все говорят?
- О том, что Навь в наш явный мир лезет. Одна я с этим не справлюсь, но, может, не зря здесь сегодня Берглинд и Белояр: сообща может и получиться что.
- А что за пёс? Это он вредит?
- А вон он, прямо перед тобой. И вреда от него нет, он здесь, чтобы помочь.
А пёс пернатый как будто сам навредить боялся и оттого не вмешивался. Я аж осерчала наконец: если какую вину за собой знаешь, то не таиться надобно по углам, а исправлять, что можно. Вот в очередной раз он к огню подходить отказался, - дескать, огонь на него сердится.
- Больно много ты о себе думаешь, - сказала я, - Ежели считаешь, что сам огонь на тебя сердит. Большое зло надобно совершить, чтобы огонь прогневался.
- Я и совершил, что совершать нельзя. Хотел человеку помочь, а из-за того в плен попал... туда, о чём ты не хочешь знать.
- Так дело не в том, что ты совершил, а в том, хотел совершать или нет. Ежели не хотел, то нет в том твоей вины.
И попробуй его пойми. Ясно только, что в большую и дурную беду он попал, - такую, на какую лишь людская жадность да злоба способны. Но даже самые подлые люди, богов чтящие, посланника небесного пленить не станут, чтобы богов не прогневать. Не иначе как жрецы распятого бога, которых он защищал, ловушку для него устроили.
- И как тебя только к нам занесло?
- Позвал меня кто-то. А кто, не знаю.
- Значит, оба мы не знаем, кто нас позвал: вот и я не помню, зачем из лесу вышла.
- Как в лесу жила, помнишь?
- Помню, конечно. Каждую тропу помню, каждую птицу, травы помню, сестриц помню.
- А с дочерью воеводиной давно дружишь?
- Давно. Когда я ещё в лесу жила, то выходила с ней играть. Вот только уедет она с отцом - и не в том беда, что уедет, а в том, что никого не останется.
- Поставят нового воеводу.
- Не так всё просто. Род воеводы с этой землёй связан, когда у рода всё благополучно - тогда и на земле всё хорошо.
- Так скажи ему об этом.
- Скажу, конечно, - но разве ж он меня послушает?
- А если не скажешь, то и вовсе ничего не изменится.
- Скажу, скажу. А ты, может, у нас останешься?
- Не могу. И рад бы, да не могу.
А воевода тем временем о племенах чужеземных рассуждал, о том, что ежели в народе людей гнилых большинство, то только выжечь его и остаётся.
- Незачем выжигать, сами сожрут друг друга, - заметила я. - И что самое грустное, - тех, кто ещё не гнилым останется, сожрут первыми.
- Или не первыми. Не разбирают они, кого жрать.
Баюн всё хотел через костёр прыгать, а воевода говорил, что прыгать ему не с кем. Развели костёр пожарче - перепрыгнули.
Покуда я беседовала - то с Белояром, то с Берглинд, и всё понять пыталась, как на землю мир вернуть, - не заметила, как Весна отошла от костра. Первым Баюн хватился, стал её звать. Я шагнула в лес, себя и других успокаивая, что не могла она далеко уйти, - и все следом за мной на опушку бросились. И впрямь была Весна недалеко, - только стояла, за руки держась с бледной тенью, и не замечала никого, и дотронуться до неё нельзя было: так тёмной силой и отбрасывало.
- Вернись к нам, Весна! Рано тебе уходить! Ты сможешь вернуться, нужно захотеть только!
Звали мы её по имени, уговаривали, руки протягивали, а не дотянуться было, не дозваться - только силы уходили, так что на ногах устоять трудно сделалось. Хуже, чем два года назад, когда я с детьми воеводы в лесу гуляла, стали они с русалками играть, и Весну я окликнула, отозвала, а брат её захотел с русалками остаться. Не отнять у русалок добычи, ежели она по доброй воле уходит в омут, и знала я, что воевода прогневал чем-то жрицу Макоши, и долг у него был перед водой. И казалось, что долг уплачен, и нечего бояться, - вот только нет покоя живому на озёрном дне. И ежели он к людям выйдет, или позовёт его тёмная воля, - не будет с ним сладу, не испугается он того, чего русалки боятся. Нечего ему бояться.
И Весна нас не слышала, а слышала голос тени, и уходила прочь по тропе, а у нас и сил не было её догнать. Но не сдавались, продолжали звать, воевода песню-веснянку запел, гляжу - Белояр псом обернулся, большим, белым, крылья только чёрные, рычит упрямо.
- Вам не справиться! - смеялась тень. - Вы даже друг с другом договориться не можете!
- А вот и нет!
Каждый протянул руку, и я протянула, взяла чью-то ладонь, Баюна как будто, и другие ладони сжались поверх, и симаргл свою лапу приложил. Мигом силы вернулись, и вышли мы на поляну, где священный источник брал исток. Ближе не подойти было, словно стена невидимая между нашим миром и навьим выстроилась. Тень Весну держала крепко, и казалось, нож был в бледной руке.
- Отпусти её, тварь! - выкрикивал воевода.
- Ты что же, меня не узнаёшь?..
Как не узнать, - и он, и не он. И голос тот же, а чужой.
- Ты сам это выбрал, а она нет! - прокричала я. - Дай ей уйти!
Что после случилось, я за спинами не видела, - только навий гость упал, а Весна, замёрзшая и перепуганная, к нам подбежала. Я обняла её, повела к костру, а туда же брата её принесли. Сырым холодом и могильной тяжестью веяло от него, и не примешь за живого, - только пёс под бок к нему припал, крылом укрыл, стал теплом своим согревать. Ежели сообща - то и отогреем, и дозовёмся, и вернём из морока, как бы давно он ни ушёл туда!
Задышал - живой, значит. Задрожал - точно живой! И я, и сестра над ним склонились, и Берглинд решила руны защитные ему на ладони нарисовать. Непросто это далось - крошился и ломался тонкий угольный стержень, словно не кожи касался, а камня.
- Давайте его поднимем с холодной земли, - говорю. Кто-то подал плащ, брата в него укутали, я его сзади обнимала, поддерживала. - И воды согрейте!
Он всё говорил, как темно и пусто, за грудь держась, словно сон дурной видел, - но голос не был больше чужим. Лишь взрослей немного он стал за два года, уходил мальчиком, вернулся юношей. Сестру узнал, сказал, как виноват пред ней; позвал отца, и воевода сел подле меня, взял его за руку. И казалось - да и было - это правильным. Не отдавать больше живого русалкам на потеху.
Тут и другие дела разрешились. Согласился воевода свою дочь с Баюном отпустить, как услышал, что есть у него замок на берегу залива холодного Варяжского моря, среди диких болот. Оставалось лишь мир и порядок на землю вернуть, чтобы Навь более в Явь не вмешивалась.
- Говорят, в эту ночь можно лесу желание загадать, и оно исполнится, - сказал брат.
- За просто так лес желание не исполнит, - сказал воевода настороженно. - Что он в уплату потребует?
- А все ли обряды праздничные вы совершили? - спросил леший.
- Да вроде все. И к источнику ходили, и через костёр прыгали...
- Цветок папоротника найти нужно, - догадалась Весна. - Цветок аленький. Я пойду.
- И я с тобой, - говорю. - Пригляжу, чтобы чего не случилось.
У Весны дар травницы был, - может, и в самом деле найдёт? И помыслы её чисты - отдаст ей лес главное своё сокровище, во всех мирах силу дающее.
Пошла я в лес светлеющий наугад, среди сосен молодых и лесных огоньков, мимо источника, в самую чащу, Весна со мной шла, и Белояр-пёс позади, охраняя. Шорохи да совиное уханье следовали за нами, но свои всё, родные, лесные. Когда зашли в далёкую глушь, и Весна сказала, что не нужно дальше ходить, - увидела я впереди красный огонёк во тьме, словно кто-то среди корней яркий язычок пламени запалил. Тут его и Весна заметила, и стали мы напрямик к огоньку пробираться.
И в самом деле под деревьями во мху горел алым огнём цветок, не сгорая и не обжигая. Чудо чудное, красота неписаная, - только руку протянуть.
- Дедушка леший, - позвала я, - Дозволишь цветок сорвать?
- У-ху, - отозвался лес по-совиному. Отозвался, значит.
- И что, мы его просто так и возьмём? - усомнилась Весна.
- Давайте вместе.
Взялись мы за руки, и я на Белояра обернулась:
- И ты тоже. Давай, не бойся. Ты много уже помог, мы бы без тебя не справились!
Приложил симаргл лапу, и так, втроём, сорвали мы цветок и втроём до поляны донесли, где нас дожидались. Теперь надобно было желание загадать, правильные слова подобрать.
- Чтобы жили по правде, богов чтили, предков не забывали... так всё это не от леса зависит, а от нас самих.
- Это, - говорю, - Не попросить, а пообещать можно.
Рассудили негласно, что желание воеводе говорить, как старшему. Пожелал он, чтобы правда и согласие были на земле, и ещё много сказал хорошего, пока цветок на инструменте Баюна лежал, куда я его положила. Боги услышат, да будет так.
- Исправилась теперь ваша беда? - спросил Белояр.
- Исправилась. И уедет воевода, а сын его останется, будет кому землю беречь.
- Ты ему-то скажи об этом.
- Сейчас и скажу.

БлагодарностиПожалуй, это хорошее и показательное ощущение, когда игра заканчивается, и "а что так ма..."(с). Когда не всё досказал, и что-то останется за кадром. Когда не натанцевался, не напелся, и хочется ещё. Тихо (хотя кого я обманываю, я буду прыгать и орать) надеюсь, что игры на Купалу - с подвижкой по дате, но всё же - станут традицией. Мест, времён и сюжетов ещё много. Готов помогать.
А от себя ощущение, что ТУПИЛ как боженька
Спасибо Амарту за ВСЁЁ и всех. За игру, истории, атмосферу. Жаль только, что жреца было мало - молодой же, красивый же, ну А даже потанцевать не задержался! Но понимаю, что разорваться не получится.) И реально было страшно за тебя в одном плаще ваще замёрзшего, хорошо, блин, что не простудился! ><
Спасибо героическому Луару за смену образов и игротехническую поддержку!
Спасибо Ортхильде за сестрицу-Весну, пусть всё у неё хорошо сложится! А ежели кот учёный налево пойдёт и станет сказки говорить, я его сама стукну!
Спасибо Кервену за воеводу, он был очень чёткий и надёжный, много правильного говорил и делал. Недаром земля на нём держится. Опять же жаль, что Полынь с ним поговорить не успела, очень уж всё заверте.
Спасибо Птахе за Белояра, колдовстворческие флэшбэки и очень много непонятных ежей под череп (хорошо, что долго голову ломать, что с ним случилось, Полынь не станет)). За тёплого пса, который всегда был рядом и бескорыстно помогал.
Спасибо Эри за Баюна и его песни! Очень котичный кот, все признаки кошкости налицо^^
Спасибо Беркане за Берглинд и руны! Зело интересно, вытаскивала ли она руны на Полынь, и что выпало. Во мне аж заново любовь к рунам всколыхнулась, даже не знаю, что делать с ней и куда бежать, - игр подходящих точно не предвидится.
Все офигенно прекрасные и настоящие!

Выезжали поутру, первой электричкой. А теперь о том, почему обратные билеты лучше покупать.Поскольку, как мы помним, обратного билета у меня не было, а касса была закрыта, я взял талончик в столбике на платформе. На столбике было написано, что по этому талончику можно купить билет без наценки у контролёра ИЛИ на станции прибытия.
Едем, появляются контролёры, и оказывается, что билет нужно купить ТОЛЬКО у них, иначе я безбилетник. Окей, мы ж не против, - но у нас нет налички, только птахина карточка, а у контролёров нет карт-ридера. И началась сложная система верёвочек, чтобы не высаживать меня в чистом поле. Контролёрша шепнула мне на ушко, что у них камеры (где, в декольте?..), поэтому мне нужно от них как бы убежать в соседний вагон, а там она как бы пройдёт мимо меня, иначе уже у неё будут проблемы. Делать нечего - переместился в соседний вагон, дождался там контролёрши, она шепнула мне бежать обратно. Нифига не понял. ><
Доехали до Электрозаводской (вымерзли как цуцики, в электричке холоднее, чем на улице, потому что дует изо всех щелей), там кассы тоже закрыты (хотя казалось бы, утро уже в самом разгаре), но есть автомат для покупки билетов на выход. Сканируешь талончик, оплачиваешь билет, всё просто, да? Не тут-то было. Автомат тоже не принимает карточки. БАДУМ-ТССС. Чтобы снять наличку, нужно выйти со станции, но чтобы выйти со станции, нужна наличка! "Замкнутый круг! Тупик!"(с).
Чтобы я не остался на станции жить на веки вечные, станционные смотрители меня, конечно, выпустили из турникетов. Так я и проехал зайцем от Подосинок до Москвы - поневоле, из-за прогрессивной (нет) РЖД.