Ивен Кворгил. Отчёт отперсонажный, часть II. Сказки инсайд)Слушал король, слушали Алмира и Лирис, а я продолжал сказку:
- Села девочка на верблюда и отправилась в путь. А навстречу ей - тёмная ведьма, старуха в лохмотьях, на своём хромом ослике. И говорит ведьма: "Что же ты, девочка, едешь одна? Возьми меня с собой, вместе веселее будет". Поняла девочка, кто ей встретился, но делать нечего - согласилась. Поехали они дальше вдвоём, доехали до оазиса, и ведьма предложила: "Давай искупаемся". Стали они купаться, девочка грудь рукой прикрывает, а ведьма вдруг выскочила из воды, схватила золотой кафтан и захохотала: "Теперь твой кафтан и твой верблюд моими будут, а ты бери мои лохмотья и моего хромого ослика". Но девочка взмолилась: "Мамины слёзы, защитите меня!". Тут же налетела на ведьму песчаная буря, завертела, засыпала. Закричала ведьма: "Пощади меня, девочка, я больше не буду, забирай свой кафтан и своего верблюда!" - девочка сжалилась над ней, и поехали они дальше. Приехали к следующему оазису, и ведьма вновь позвала девочку купаться. Ведьма хитрая была: приметила, что девочка грудь рукой прикрывает, стала плескать на неё водой - и смыла материнские слёзы. А сама из воды выскочила, напялила золотой кафтан, села на верблюда. Ничего не оставалось девочке, кроме как одеться в ведьмины лохмотья, сесть на её хромого ослика и поехать за ней следом. А ведьма своими чарами сделала себя красивой девушкой, девочку же - уродливой старухой. Так они и приехали в далёкое королевство: ведьма - красавицей в богатом кафтане, девочка - жалкой нищенкой. Ехала девочка и горько плакала, ведь не узнает её теперь брат, и не сможет она помочь матери. Вдруг её брат пустынный сам навстречу им вышел. Увидел девушку в своём золотом кафтане и говорит: "Ты ли моя сестра?". И ведьма кивает: "Я, я". - "Что же ты мне не улыбнёшься, неужели ты мне не рада?" Ведьма насупилась и ворчит: "А ты на меня не серчай, дорога была тяжёлая, я через всю пустыню проехала, устала". А девочка на брата смотрела, и как ни тяжело ей было, как ни грустно, - а всё же она рада была его видеть живым и здоровым. Вытерла она слёзы, улыбнулась брату, и золотой зуб, как песок под солнцем, сверкнул ярко-ярко. Тогда взял её брат ведьму-самозванку за ухо да за ухо с верблюда снял, и рассыпались злые чары, потому как тёмной ведьме с пустынным братом не тягаться. Сестру он обнял, извинился за то, что весточек не присылал: работу не мог найти, гонцам заплатить было нечем. Сели они на верблюдов и поехали назад к матери, привезли гостинцев. Тут брат пустынный стал прощаться. Опечалилась девочка: "Почему ты с нами не останешься?". - "Вышел я когда-то из пустыни к девочке маленькой, испуганной. А теперь вижу перед собой девицу взрослую, которая пустыню одна пересекла, злой ведьмы не испугалась, и как бы ни было тяжело и грустно, нашла в себе силы улыбнуться. Тебе моя помощь больше не нужна. Но если станет грустно, приходи к священному камню и позови меня. Я из пустыни выйду и поговорю с тобой". И развеялся он золотым песчаным вихрем. А девица с матерью ещё долго жили счастливо.
Я закончил сказку, взглянул на короля - а он сидел печальный, свесив голову и сцепив пальцы. В этой сказке всё хорошо закончилось, но он о чём-то ином думал. Не расстроил ли я его случайно этой сказкой? Ведь не было у него матери, не было и брата, некому было ему помочь. Полон Дорн людей, а король совершенно один, и справляться ему самому.
- Спасибо тебе, - сказал он. - Хорошая сказка. Есть о чём подумать.
- Ты, если что, обращайся. У меня сказок ещё много.
Я остался на площади у костра - ждать праздника, боялся пропустить. На праздник придут ройнары, расскажут сказки про своих богов и не только... и будут огоньки, а ещё будет темно, и совсем легко будет бастардов в кусты утаскивать: во время праздника никто ни шуму из кустов, ни лежащему в кустах безжизненному телу не удивится.
А пока у костра собирались другие жители Ковчега. И король подошёл к костру - вот так запросто, без церемоний, и сразу ясно стало, что он тоже человек, такой же, как все люди. Ничем не сильнее прочих - вот только должен быть сильнее всех.
- Ну, расскажите, - сказал он, - Как вам живётся при правителе, которого считают трусом?
- Нормально живётся, - буркнул оруженосец.
- А кто считает?
И король рассказал, что ройнары назвали его трусом за то, что он отказался убивать их принцессу:
- Я очень плохой фехтовальщик. Я не умею ранить, я убиваю. Они предлагали поединок до первой крови, но со мной это был бы поединок до смерти.
- Но почему отказался? - спросила Алмира.
- Потому что мне не нужна тысяча разъярённых женщин-воинов, которая ополчится на моих людей за то, что я убил их принцессу.
Нелегко быть королём! Хочешь кому-то помочь - и не можешь, хочешь не выглядеть трусом - и не можешь, потому как должен думать обо всех. Всё время думать, без отдыха, как каждый твой шаг повлияет на всё вокруг...
- Но я ведь вправду боюсь, - говорил король. - Как вы думаете, это нормально - бояться?
- Ещё бы, - заверил его я. - Все люди и все живые твари боятся.
Я хотел ещё сказать, что немалое мужество требуется для того, чтобы признать перед собой и перед другими, что боишься, - но не успел. Короля спросили, чего он боится, и он ответил:
- Это, кажется, ни для кого уже здесь не секрет. После этой ночи, может быть, будет у вас уже новый король.
Так он не только за себя боялся, понял я. Он и за своё королевство боялся, за то, как оставит всё и всех. Такой страх во много крат больше обычного. Кто-то стал говорить, что если он уже четырежды выжил, то и на пятый раз выживет, а Алмира спросила:
- Кто будет королём?
- Я напишу завещание.
Я раньше слышал от Алмиры с Лирисом, будто король собирается назначить своего оруженосца своим преемником. Может статься, оруженосец был его бастардом (хотя больно король был молод), а может, у него попросту не было человека более близкого. Вот только оруженосец был совсем ещё мальчишкой по здешним меркам, и настоящего меча в руках не держал. Справится ли он?..
- А если лорды всё равно переругаются между собой?
- Я верю, что мои люди останутся верны моему слову.
- А неверных мы... - и я похлопал кулаком по ладони.
Вот так и ловишь себя на том, что ты верен королю. Ну ничего себе! Один день только его знаешь, а уже готов за ним и в огонь, и в воду.
- А расскажи какую-нибудь сказку про страх, - попросил король.
Я задумался. Вроде как в каждой сказке было что-то про страх, потому как - какой же сказочный герой не боится? Иначе он и не герой вовсе. А вот чтобы страх был в сказке на первом месте, у меня припомнить не получалось. Алмира пришла на помощь, рассказала, как испугалась, когда была ещё девочкой и только училась ездить на верблюде: брат сунул под хвост её верблюда колючку, и верблюд понёс. И я в детстве падал с испугавшегося верблюда - но только после этого разговора у костра подумал, что это был испуг, а не страх. Страх - больше, глубже, холоднее, как пустой колодец...
- А я с верблюда не падал, потому что не ездил на нём, - сказал один из наёмников.
Мы обещали всем дать покататься на верблюдах. Правда, оруженосец назвал верблюда "уродливой свинолошадью", но поскольку он был расстроен, я ему простил. Он просто не видел, какие верблюды красивые - с огромными глазами с длинными ресницами, с изящной загнутой шеей, с которой ниспадает грива, с широкими копытами. Лошади им не чета.
Пришёл посыльный от ройнаров и передал записку королю. Король прочёл, взял уголёк из костра и на том же пергаменте что-то крупно им начертал, затем сам быстро ушёл в направлении ройнарского лагеря. Оруженосец побежал было за ним с забытым плащом, но король отказался и скрылся из виду. Оруженосец был подавленнее всех; сестра была рядом с ним и утешала его, но тщетно. Если он и знал, что может стать наследником, то явно этого не хотел. Если и нет, то уж наверняка любил своего короля и не желал ему смерти. И как короля отговорить себя загодя хоронить?..
Мы всё сидели у костра, и я, глядя в огонь, спросил жреца:
- А не рассказать ли мне сказку про огонь?
- Расскажи.
- Это даже не сказка, а быль, потому как рассказал мне её один бродячий рыцарь о себе самом. Однажды въехал он в деревню, а люди, завидев его, стали скотину загонять, детей прятать, дома запирать. Самые же смелые крестьяне вышли его встречать с топорами да вилами и спросили: "И ты, значит, из этих? Вы же накануне всё забрали, а вам всё мало!". Удивился рыцарь, стал расспрашивать и услышал, что в ближайшем лесу поселилась банда разбойников и донимала их грабежами. Рыцарь устыдил крестьян, что они, взрослые мужчины, не могут за себя постоять, - но воинами они не были, и оружия у них не было. Тогда он предложил победить разбойников хитростью: "Я к ним выйду, а как подам вам знак, вы подожжёте на телегах солому и столкнёте их с холма". Так и поступили. Рыцарь вышел на опушку леса, вызвал разбойников на бой, а как они появились, подал условный знак...
Возвратился король, когда я сказку только начал; а когда он отошёл с кем-то поговорить, я прервал рассказ, чтобы его дождаться, - сказке торопиться некуда, сказке важнее быть услышанной, чем рассказанной. Так он извинился, и когда отошёл, и когда вернулся. Король! Передо мной! Извинился!..
- За такое не извиняются! Но что передо мной король извинился - будет что внукам рассказать.
- Так что там было с разбойниками? - напомнил жрец.
- Рыцарь их увидел и сразу понял, что никакие они не разбойники: и оружие держать не умеют, и некоторые для храбрости на грудь приняли, а как покатились на них с холма телеги с горящей соломой - в ужасе бросились врассыпную. Крестьяне осмелели и мигом их всех скрутили. Подошёл рыцарь к одному из пленных разбойников и узнал такую историю: когда-то были они тоже крестьянами, и было у них своё селение, свои поля, - но однажды пришёл тёмный маг, некромант, со своими драконами, и всю землю выжег, так что осталось вместо земли лишь чёрное стекло, на котором ничего не росло.
- Некроманты так не делают, - поправил жрец. - Это, наверное, был огнемант.
- Я в сортах тёмных магов не разбираюсь, - сказал я. - Тёмный маг отнял их землю, и тем, кто выжил, пришлось скитаться. Они всё чаще стали промышлять грабежом и, наконец, осели в лесу и начали совершать набеги на деревню. И вот рыцарь смотрел и видел перед собой обозлённых крестьян, которые готовы были растерзать своих обидчиков; и других крестьян, которые лишились дома и не могли прокормиться. И совсем ему не хотелось, чтобы одни крестьяне убили других. Тогда пришла ему в голову идея. Пока все жители деревни были заняты пленными, он зажёг факел от одной телеги с горящей соломой и ушёл в деревню. Там он накидал побольше соломы и хвороста к стене амбара со свежеубранным зерном, поднёс факел и побежал назад, крича: "Пожар! Амбар горит!". Тут же все крестьяне - и местные, и разбойники - бросились тушить хлеб. Тех, кто был связан, на ходу развязывали. А когда огонь был потушен и зерно спасено, никто уже не держал зла на бывших разбойников, и остались они жить в деревне: рабочие руки лишними не бывают.
Жрец тоже рассказал сказку - о менестреле, что сделал струны из волос утонувшей девушки. Оруженосец ответил ему сказкой о менестреле, который стал правителем в незнакомом ему городе. И ещё одну сказку рассказал жрец - в ней менестрелю досталась заколдованная лютня, и всякий раз, как он брал её в руки, из уст его сыпались брань и проклятия, и он требовал от своей жены всё больше и больше: то богатства, то титул. А когда дошло до того, что она сговорилась с морским королём, морской король поставил ей условие: если его подарок будет не впрок, она превратится в реку. Но менестрель не мог избавиться от лютни, и вновь не был доволен своей женой, и в самом деле она разлилась рекой. Только тогда он разбил лютню и упросил богов превратить его также в реку, чтобы течь рядом с ней.
Я обратил внимание, что сказки о менестрелях были все так или иначе о реках. Мне тоже хотелось рассказать сказку про реку, - но хотелось рассказать её ройнарам, прибывшим с большой реки, и услышать их речные сказки в ответ. Но ройнары ждали начала праздника, и только жрецы в синих одеждах приходили говорить со жрецом Владыки Света, но не приближались к костру на площади, а стояли в отдалении в тени, молча, пока их кто-то не заметил.
Увы, праздника я не дождался: Алмира и Лирис услали меня в Песчаник с новостями. Но рассказать обо всём раньше всех - тоже праздник. К тому же - ещё вернусь, иначе скучать буду: и по Ковчегу, и по морской гавани с парусами, и по запаху цветов в храме, и по сказкам у костра. И, конечно, по королю, и по заморским девицам с их чудными обычаями... Иные сказки - всё же увидеть лучше, чем услышать много раз.
Итоги и благодарностиЭто была моя третья игра по Мартину, и все три оказались - всяк по-своему - удачными и запоминающимися. Вновь всколыхнулся интерес к сеттингу, хочется ещё по нему играть, беда
Единственное, что печалит, - что основные события игры были назначены на полночь. Темнота и огонёчки - это классно, но темнеть начало значительно раньше. В ожидании этих событий не все знали, как себя занять игровыми методами - иногда в локации было вообще никого не найти, иногда подходишь к костру - а там гонят за пожизняк. Много пожизнёвки - это, конечно, не прямое следствие тайминга, и вообще не тот случай, когда игра и мастера отвечают за действия игроков; это, похоже, общий бич полигонок. Во многом и поэтому я остаюсь сторонником коротких концентрированных игр (хотя в то же время "атмосферно посидеть" тоже люблю, нет, не вижу противоречия)).
Но даже то, казалось бы немногое, что я застал, было классным, насыщенным и ярким. Я люблю межкультурные коммуникации, и мне додали, и в них я по большей части и играл, предоставив заниматься политикой тем, кто умнее (спойлер: Оливии)). У нас даже были Уллеры! Правда, я так и не понял, как их ловить, кроме как методом выпила всех бастардов, но где я, а где расследования?.. А то, что узнал по жизни, я честно не палил никак никому и никогда.
Спасибо мастерам - Элии и Гвай - за безупречно проведённую игру! Всем форс-мажорам вопреки - сюжет, антураж, атмосфера были на высоте. Вы выложились на все 200%, и игра взлетела на столько же. Делайте так ещё (когда отдохнёте)). Обнимаю очень!
Спасибо нашей маленькой, но гордой корзинке со скорпионами! Спасибо Оливии за Алмиру, прекрасную и опасную, за создание ярких игровых моментов и за живую реакцию на сказки. Спасибо Анрилу за Лириса, его чувство юмора, стойкость (почти) перед лицом длинных сказок и за песни! Спасибо вообще всем, кто внёс лепту в наш концепт и в скорпионов!
Спасибо Элии за короля Морса Мартелла. ОН ТАКОЙ НЕВОЗМОЖНЫЙ КОТИЧЕК БОЖЕЧКИ. Хотелось немедленно забрать и утащить в пустыню от вот этого всего. Я очень порадовался, что не поехал на игру девицей, потому что н-цатая девица на полигоне, влюблённая в короля, - это было бы слишком, а не влюбиться нереально. Так что строго гетеросексуальный Ивен меня спас %)
Спасибо восхитительным ройнарам! Вы восхитительно упоролись и были такими кинематографически красивыми, такими колоритными, необычными, интересными. Мне вас очень, очень не хватило. Сола (да, блин, у меня везде в отчёте написано "Сула", потому что кто-то глухой) - огонь. Асхай - солнышко (а Ивен - болван пустынный, начинать знакомство со сказки про проломленный череп)).
Спасибо жителям Песчаника! Спасибо Орке за лорда Дейна, жрецу за сказки, огнепоклонникам за религиозные тёрки, и всем-всем-всем, кто слушал и рассказывал, интересовался овцами, скорпионами и верблюдами. Вы все офигенны!
- Села девочка на верблюда и отправилась в путь. А навстречу ей - тёмная ведьма, старуха в лохмотьях, на своём хромом ослике. И говорит ведьма: "Что же ты, девочка, едешь одна? Возьми меня с собой, вместе веселее будет". Поняла девочка, кто ей встретился, но делать нечего - согласилась. Поехали они дальше вдвоём, доехали до оазиса, и ведьма предложила: "Давай искупаемся". Стали они купаться, девочка грудь рукой прикрывает, а ведьма вдруг выскочила из воды, схватила золотой кафтан и захохотала: "Теперь твой кафтан и твой верблюд моими будут, а ты бери мои лохмотья и моего хромого ослика". Но девочка взмолилась: "Мамины слёзы, защитите меня!". Тут же налетела на ведьму песчаная буря, завертела, засыпала. Закричала ведьма: "Пощади меня, девочка, я больше не буду, забирай свой кафтан и своего верблюда!" - девочка сжалилась над ней, и поехали они дальше. Приехали к следующему оазису, и ведьма вновь позвала девочку купаться. Ведьма хитрая была: приметила, что девочка грудь рукой прикрывает, стала плескать на неё водой - и смыла материнские слёзы. А сама из воды выскочила, напялила золотой кафтан, села на верблюда. Ничего не оставалось девочке, кроме как одеться в ведьмины лохмотья, сесть на её хромого ослика и поехать за ней следом. А ведьма своими чарами сделала себя красивой девушкой, девочку же - уродливой старухой. Так они и приехали в далёкое королевство: ведьма - красавицей в богатом кафтане, девочка - жалкой нищенкой. Ехала девочка и горько плакала, ведь не узнает её теперь брат, и не сможет она помочь матери. Вдруг её брат пустынный сам навстречу им вышел. Увидел девушку в своём золотом кафтане и говорит: "Ты ли моя сестра?". И ведьма кивает: "Я, я". - "Что же ты мне не улыбнёшься, неужели ты мне не рада?" Ведьма насупилась и ворчит: "А ты на меня не серчай, дорога была тяжёлая, я через всю пустыню проехала, устала". А девочка на брата смотрела, и как ни тяжело ей было, как ни грустно, - а всё же она рада была его видеть живым и здоровым. Вытерла она слёзы, улыбнулась брату, и золотой зуб, как песок под солнцем, сверкнул ярко-ярко. Тогда взял её брат ведьму-самозванку за ухо да за ухо с верблюда снял, и рассыпались злые чары, потому как тёмной ведьме с пустынным братом не тягаться. Сестру он обнял, извинился за то, что весточек не присылал: работу не мог найти, гонцам заплатить было нечем. Сели они на верблюдов и поехали назад к матери, привезли гостинцев. Тут брат пустынный стал прощаться. Опечалилась девочка: "Почему ты с нами не останешься?". - "Вышел я когда-то из пустыни к девочке маленькой, испуганной. А теперь вижу перед собой девицу взрослую, которая пустыню одна пересекла, злой ведьмы не испугалась, и как бы ни было тяжело и грустно, нашла в себе силы улыбнуться. Тебе моя помощь больше не нужна. Но если станет грустно, приходи к священному камню и позови меня. Я из пустыни выйду и поговорю с тобой". И развеялся он золотым песчаным вихрем. А девица с матерью ещё долго жили счастливо.
Я закончил сказку, взглянул на короля - а он сидел печальный, свесив голову и сцепив пальцы. В этой сказке всё хорошо закончилось, но он о чём-то ином думал. Не расстроил ли я его случайно этой сказкой? Ведь не было у него матери, не было и брата, некому было ему помочь. Полон Дорн людей, а король совершенно один, и справляться ему самому.
- Спасибо тебе, - сказал он. - Хорошая сказка. Есть о чём подумать.
- Ты, если что, обращайся. У меня сказок ещё много.
Я остался на площади у костра - ждать праздника, боялся пропустить. На праздник придут ройнары, расскажут сказки про своих богов и не только... и будут огоньки, а ещё будет темно, и совсем легко будет бастардов в кусты утаскивать: во время праздника никто ни шуму из кустов, ни лежащему в кустах безжизненному телу не удивится.
А пока у костра собирались другие жители Ковчега. И король подошёл к костру - вот так запросто, без церемоний, и сразу ясно стало, что он тоже человек, такой же, как все люди. Ничем не сильнее прочих - вот только должен быть сильнее всех.
- Ну, расскажите, - сказал он, - Как вам живётся при правителе, которого считают трусом?
- Нормально живётся, - буркнул оруженосец.
- А кто считает?
И король рассказал, что ройнары назвали его трусом за то, что он отказался убивать их принцессу:
- Я очень плохой фехтовальщик. Я не умею ранить, я убиваю. Они предлагали поединок до первой крови, но со мной это был бы поединок до смерти.
- Но почему отказался? - спросила Алмира.
- Потому что мне не нужна тысяча разъярённых женщин-воинов, которая ополчится на моих людей за то, что я убил их принцессу.
Нелегко быть королём! Хочешь кому-то помочь - и не можешь, хочешь не выглядеть трусом - и не можешь, потому как должен думать обо всех. Всё время думать, без отдыха, как каждый твой шаг повлияет на всё вокруг...
- Но я ведь вправду боюсь, - говорил король. - Как вы думаете, это нормально - бояться?
- Ещё бы, - заверил его я. - Все люди и все живые твари боятся.
Я хотел ещё сказать, что немалое мужество требуется для того, чтобы признать перед собой и перед другими, что боишься, - но не успел. Короля спросили, чего он боится, и он ответил:
- Это, кажется, ни для кого уже здесь не секрет. После этой ночи, может быть, будет у вас уже новый король.
Так он не только за себя боялся, понял я. Он и за своё королевство боялся, за то, как оставит всё и всех. Такой страх во много крат больше обычного. Кто-то стал говорить, что если он уже четырежды выжил, то и на пятый раз выживет, а Алмира спросила:
- Кто будет королём?
- Я напишу завещание.
Я раньше слышал от Алмиры с Лирисом, будто король собирается назначить своего оруженосца своим преемником. Может статься, оруженосец был его бастардом (хотя больно король был молод), а может, у него попросту не было человека более близкого. Вот только оруженосец был совсем ещё мальчишкой по здешним меркам, и настоящего меча в руках не держал. Справится ли он?..
- А если лорды всё равно переругаются между собой?
- Я верю, что мои люди останутся верны моему слову.
- А неверных мы... - и я похлопал кулаком по ладони.
Вот так и ловишь себя на том, что ты верен королю. Ну ничего себе! Один день только его знаешь, а уже готов за ним и в огонь, и в воду.
- А расскажи какую-нибудь сказку про страх, - попросил король.
Я задумался. Вроде как в каждой сказке было что-то про страх, потому как - какой же сказочный герой не боится? Иначе он и не герой вовсе. А вот чтобы страх был в сказке на первом месте, у меня припомнить не получалось. Алмира пришла на помощь, рассказала, как испугалась, когда была ещё девочкой и только училась ездить на верблюде: брат сунул под хвост её верблюда колючку, и верблюд понёс. И я в детстве падал с испугавшегося верблюда - но только после этого разговора у костра подумал, что это был испуг, а не страх. Страх - больше, глубже, холоднее, как пустой колодец...
- А я с верблюда не падал, потому что не ездил на нём, - сказал один из наёмников.
Мы обещали всем дать покататься на верблюдах. Правда, оруженосец назвал верблюда "уродливой свинолошадью", но поскольку он был расстроен, я ему простил. Он просто не видел, какие верблюды красивые - с огромными глазами с длинными ресницами, с изящной загнутой шеей, с которой ниспадает грива, с широкими копытами. Лошади им не чета.
Пришёл посыльный от ройнаров и передал записку королю. Король прочёл, взял уголёк из костра и на том же пергаменте что-то крупно им начертал, затем сам быстро ушёл в направлении ройнарского лагеря. Оруженосец побежал было за ним с забытым плащом, но король отказался и скрылся из виду. Оруженосец был подавленнее всех; сестра была рядом с ним и утешала его, но тщетно. Если он и знал, что может стать наследником, то явно этого не хотел. Если и нет, то уж наверняка любил своего короля и не желал ему смерти. И как короля отговорить себя загодя хоронить?..
Мы всё сидели у костра, и я, глядя в огонь, спросил жреца:
- А не рассказать ли мне сказку про огонь?
- Расскажи.
- Это даже не сказка, а быль, потому как рассказал мне её один бродячий рыцарь о себе самом. Однажды въехал он в деревню, а люди, завидев его, стали скотину загонять, детей прятать, дома запирать. Самые же смелые крестьяне вышли его встречать с топорами да вилами и спросили: "И ты, значит, из этих? Вы же накануне всё забрали, а вам всё мало!". Удивился рыцарь, стал расспрашивать и услышал, что в ближайшем лесу поселилась банда разбойников и донимала их грабежами. Рыцарь устыдил крестьян, что они, взрослые мужчины, не могут за себя постоять, - но воинами они не были, и оружия у них не было. Тогда он предложил победить разбойников хитростью: "Я к ним выйду, а как подам вам знак, вы подожжёте на телегах солому и столкнёте их с холма". Так и поступили. Рыцарь вышел на опушку леса, вызвал разбойников на бой, а как они появились, подал условный знак...
Возвратился король, когда я сказку только начал; а когда он отошёл с кем-то поговорить, я прервал рассказ, чтобы его дождаться, - сказке торопиться некуда, сказке важнее быть услышанной, чем рассказанной. Так он извинился, и когда отошёл, и когда вернулся. Король! Передо мной! Извинился!..
- За такое не извиняются! Но что передо мной король извинился - будет что внукам рассказать.
- Так что там было с разбойниками? - напомнил жрец.
- Рыцарь их увидел и сразу понял, что никакие они не разбойники: и оружие держать не умеют, и некоторые для храбрости на грудь приняли, а как покатились на них с холма телеги с горящей соломой - в ужасе бросились врассыпную. Крестьяне осмелели и мигом их всех скрутили. Подошёл рыцарь к одному из пленных разбойников и узнал такую историю: когда-то были они тоже крестьянами, и было у них своё селение, свои поля, - но однажды пришёл тёмный маг, некромант, со своими драконами, и всю землю выжег, так что осталось вместо земли лишь чёрное стекло, на котором ничего не росло.
- Некроманты так не делают, - поправил жрец. - Это, наверное, был огнемант.
- Я в сортах тёмных магов не разбираюсь, - сказал я. - Тёмный маг отнял их землю, и тем, кто выжил, пришлось скитаться. Они всё чаще стали промышлять грабежом и, наконец, осели в лесу и начали совершать набеги на деревню. И вот рыцарь смотрел и видел перед собой обозлённых крестьян, которые готовы были растерзать своих обидчиков; и других крестьян, которые лишились дома и не могли прокормиться. И совсем ему не хотелось, чтобы одни крестьяне убили других. Тогда пришла ему в голову идея. Пока все жители деревни были заняты пленными, он зажёг факел от одной телеги с горящей соломой и ушёл в деревню. Там он накидал побольше соломы и хвороста к стене амбара со свежеубранным зерном, поднёс факел и побежал назад, крича: "Пожар! Амбар горит!". Тут же все крестьяне - и местные, и разбойники - бросились тушить хлеб. Тех, кто был связан, на ходу развязывали. А когда огонь был потушен и зерно спасено, никто уже не держал зла на бывших разбойников, и остались они жить в деревне: рабочие руки лишними не бывают.
Жрец тоже рассказал сказку - о менестреле, что сделал струны из волос утонувшей девушки. Оруженосец ответил ему сказкой о менестреле, который стал правителем в незнакомом ему городе. И ещё одну сказку рассказал жрец - в ней менестрелю досталась заколдованная лютня, и всякий раз, как он брал её в руки, из уст его сыпались брань и проклятия, и он требовал от своей жены всё больше и больше: то богатства, то титул. А когда дошло до того, что она сговорилась с морским королём, морской король поставил ей условие: если его подарок будет не впрок, она превратится в реку. Но менестрель не мог избавиться от лютни, и вновь не был доволен своей женой, и в самом деле она разлилась рекой. Только тогда он разбил лютню и упросил богов превратить его также в реку, чтобы течь рядом с ней.
Я обратил внимание, что сказки о менестрелях были все так или иначе о реках. Мне тоже хотелось рассказать сказку про реку, - но хотелось рассказать её ройнарам, прибывшим с большой реки, и услышать их речные сказки в ответ. Но ройнары ждали начала праздника, и только жрецы в синих одеждах приходили говорить со жрецом Владыки Света, но не приближались к костру на площади, а стояли в отдалении в тени, молча, пока их кто-то не заметил.
Увы, праздника я не дождался: Алмира и Лирис услали меня в Песчаник с новостями. Но рассказать обо всём раньше всех - тоже праздник. К тому же - ещё вернусь, иначе скучать буду: и по Ковчегу, и по морской гавани с парусами, и по запаху цветов в храме, и по сказкам у костра. И, конечно, по королю, и по заморским девицам с их чудными обычаями... Иные сказки - всё же увидеть лучше, чем услышать много раз.
Итоги и благодарностиЭто была моя третья игра по Мартину, и все три оказались - всяк по-своему - удачными и запоминающимися. Вновь всколыхнулся интерес к сеттингу, хочется ещё по нему играть, беда
Единственное, что печалит, - что основные события игры были назначены на полночь. Темнота и огонёчки - это классно, но темнеть начало значительно раньше. В ожидании этих событий не все знали, как себя занять игровыми методами - иногда в локации было вообще никого не найти, иногда подходишь к костру - а там гонят за пожизняк. Много пожизнёвки - это, конечно, не прямое следствие тайминга, и вообще не тот случай, когда игра и мастера отвечают за действия игроков; это, похоже, общий бич полигонок. Во многом и поэтому я остаюсь сторонником коротких концентрированных игр (хотя в то же время "атмосферно посидеть" тоже люблю, нет, не вижу противоречия)).
Но даже то, казалось бы немногое, что я застал, было классным, насыщенным и ярким. Я люблю межкультурные коммуникации, и мне додали, и в них я по большей части и играл, предоставив заниматься политикой тем, кто умнее (спойлер: Оливии)). У нас даже были Уллеры! Правда, я так и не понял, как их ловить, кроме как методом выпила всех бастардов, но где я, а где расследования?.. А то, что узнал по жизни, я честно не палил никак никому и никогда.
Спасибо мастерам - Элии и Гвай - за безупречно проведённую игру! Всем форс-мажорам вопреки - сюжет, антураж, атмосфера были на высоте. Вы выложились на все 200%, и игра взлетела на столько же. Делайте так ещё (когда отдохнёте)). Обнимаю очень!
Спасибо нашей маленькой, но гордой корзинке со скорпионами! Спасибо Оливии за Алмиру, прекрасную и опасную, за создание ярких игровых моментов и за живую реакцию на сказки. Спасибо Анрилу за Лириса, его чувство юмора, стойкость (почти) перед лицом длинных сказок и за песни! Спасибо вообще всем, кто внёс лепту в наш концепт и в скорпионов!
Спасибо Элии за короля Морса Мартелла. ОН ТАКОЙ НЕВОЗМОЖНЫЙ КОТИЧЕК БОЖЕЧКИ. Хотелось немедленно забрать и утащить в пустыню от вот этого всего. Я очень порадовался, что не поехал на игру девицей, потому что н-цатая девица на полигоне, влюблённая в короля, - это было бы слишком, а не влюбиться нереально. Так что строго гетеросексуальный Ивен меня спас %)
Спасибо восхитительным ройнарам! Вы восхитительно упоролись и были такими кинематографически красивыми, такими колоритными, необычными, интересными. Мне вас очень, очень не хватило. Сола (да, блин, у меня везде в отчёте написано "Сула", потому что кто-то глухой) - огонь. Асхай - солнышко (а Ивен - болван пустынный, начинать знакомство со сказки про проломленный череп)).
Спасибо жителям Песчаника! Спасибо Орке за лорда Дейна, жрецу за сказки, огнепоклонникам за религиозные тёрки, и всем-всем-всем, кто слушал и рассказывал, интересовался овцами, скорпионами и верблюдами. Вы все офигенны!