Отелло (2009)
Thalia Theater (Гамбург, Германия)
"Отелло" Персеваля говорит на современном языке - для него написан новый текст - и укладывается в два часа, что совершенно не мешает - при желании - интерпретировать и спектакль, и шекспировскую пьесу одинаково. А от того, что сейчас люди настолько же ограниченны, что и три-четыре века назад, а уж до Шекспира с его "Золотым веком" - и подавно, - вдвойне страшней. Поясняю: столкновение Отелло и Яго легко можно рассмотреть как столкновение предрассудков, и активная агрессивность одного неизбежно подталкивает к агрессивной активности другого.
Яго закомплексован по уши: мало того, что лейтенантский чин достался не ему, а "педику" Кассио, так ещё и у "ниггера" Отелло - юная невеста, которая только вокруг него и вьётся, а самому Яго жена изменяет направо и налево, особо не таясь. В отличие от някрошюсовского Яго, на личность Отелло ему наплевать - он не то что не видит никакого величия в пожилом генерале по прозвищу "Шоко", он попросту не видит в нём ничего, кроме "макаки". Сквозь такую же призму он смотрит на всех окружающих - призму даже не сексуальную (слишком благородное слово), а бесхитростно озабоченную. Солдафон Яго, отпускающий плоские солёные шуточки и с видимым удовольствием описывающий воображаемые постельные сцены, крайне омерзителен (а вы знаете, что я не ханжа) и отдаёт тюрьмой, но приходится смотреть правде в глаза: теми же гопницкими категориями нередко мыслят видные деятели государства, бизнеса, религии и культуры. А спектакль, напоминаю, приехал из Германии, а не в степях российских вызрел.
Яго действует не из некой демонической хитрости - хватает злобы и чутья на чужую слабину. Подрядив в помощники Родриго, которому обещает будущие утехи с Дездемоной, наш герой сперва обращается к её отцу Брабанцио, уверяя, что Отелло накачивает её дурью. Почва оказывается и без того благодатной. Бурные монологи Брабанцио о том, что "скоро нами будут править чёрные" и о необходимости "чистки" в Венеции, вызывают дружные овации московской публики. Но дож проявил благосклонность, и Яго зашёл с другой стороны: подпоив Кассио и спровоцировав драку, занял его место. Но и того мало - ненавистного соперника нужно уничтожить физически. И после расправы Яго долго кромсает ножом в лоскуты костюм любовника своей жены. Да, ничтожество и убийца. Но и Отелло - едва ли лучше.
Читать дальше!У Отелло - в первую очередь комплекс чужака, он заведомо сомневается в своём праве на благополучие. Страшно не то, что Яго говорит ему о том, что Дездемона пошла "против природы" и рано или поздно обязательно "одумается", выбрав себе белого партнёра "по инстинкту", - страшно то, что Отелло в это верит. Ему словно самому нравится быть изгоем, потому что так все свои проблемы можно свалить на враждебную среду. Во-вторых, Отелло - государственный служака, в первой же сцене он даёт понять, что исполнение долга для него превыше новообретённого семейного счастья: никакой личной жизни, пока не будут вырезаны турки, которых он ненавидит так же, как Брабанцио - "понаехавших". Симпатичного и героического мало, верно? А ведь это можно прочесть у Шекспира.
Но главный комплекс Отелло - "я был воспитан в религии", так он оправдывает своё убийство Дездемоны. И эта религия - не его языческие сказки о том, как подаренный платок (в этом спектакле - тривиальный белый сопливчик) "окрасили кровью первенца и жаром девственниц". Это примитивно воспринятая варваром западная беготня с "греховностью", тесно завязанная на репутации и всеобщей равнозначности. Тут не до любви, когда статус страдает от осознания своей несостоятельности: "меня обманывают, а я не отвечаю возмездием". Недаром Отелло хотел бы не знать об измене, а не чтобы измены не было - "грех" не существует сам по себе, он может существовать только как вызов. А каков статус, таково и возмездие: если мелкая сошка Яго может ограничиться тем, что "запрещает жене носить декольте", то генерал обязан убить "шлюху", или он после этого не генерал. И требует от Дездемоны он не верности и любви - повиновения. А ей это кажется игрой.
И для нас уже не важно, виновна Дездемона или нет: убийству оправдания нет. Мы можем подпасть под впечатление от духовной мощи Отелло в спектакле Някрошюса - вот только не забывать о том, что эта человеческая глыба падает, подточенная жалкой крысой, и трагизм в том, насколько глубоко это падение, так что Отелло разбивается вдребезги, совершив непоправимое. А если забудем, Персеваль напомнит нам о беспросветном мраке его поступка, с восхищением превозносить который было бы преступлением. И как "привет" нетленке Някрошюса - рояль посреди сцены, вернее, два рояля - чёрный стоит на опрокинутом белом. Пианист - играет, стучит, поёт и в целом неописуемо прекрасен в роли живого саундтрека, непосредственно и всецело соответствуя эмоциональной атмосфере спектакля. Второй "привет" - тонкая-звонкая девочка Дездемона (чуть Джульеттой не обозвал), ребёнок, которому хочется играть, любить, и всё невсерьёз. Она выталкивает Отелло из компании его дружков-офицеров за кулисы, по-детски бодая лбом.
И всё очевидно: чёрное сверху - это все персонажи, от Яго с супругой до в общем-то ни в чём не повинного простодушного Кассио, одетые в чёрные деловые костюмы. Белое снизу - блондинка Мона в белом платье и седой бледнокожий Отелло в белой рубахе (спектакль начинается с того, что он долго раздевается, снимает всё чёрное, даже носки). Вот такой хреновый инь-ян.