понедельник, 16 марта 2020
День I тутУинфред Уотерс. Отчёт отперсонажный. Warning: мат, упоминаются насилие и слэш. День IIНочью Дилан некоторое время читал, потом по обыкновению ушёл. Я благополучно проспал до утра, а когда проснулся и вышел в коридор, дверь соседней комнаты, в которой жили Элайджа, Айзек и Адриан, была густо исписана углём одним и тем же повторяющимся словом: РАССКАЖИ РАССКАЖИ РАССКАЖИ. Это выглядело жутковато, и в то же время в этом было что-то красивое, как в произведении искусства, а не обычном хулиганстве: слова создавали определённый ритм и узор. Но по содержанию чего-то не хватало. Рассказать о чём?..
Я не удержался. У меня был красный фломастер, которым я писал в дневнике, - я подошёл к двери, пока никто не видел, и дописал между двух строчек: КАК РАЗМНОЖАЮТСЯ ЕЖИ. Дилану понравилась эта идея. Но нашим соседям, конечно, украшение двери не понравилось. И поскольку комната мистера Дэвиса была прямо напротив, для него это тоже было первым, с чего началось утро. Я слышал, как Элайджа просил:
- Милый, давай ты поступишь как куратор.
- Как куратор я говорю вам отмыть дверь.
Элайджа, конечно, к кому угодно мог обратиться как к "милому", но чтобы к куратору... каждый раз я несколько удивлялся, когда это слышал. Я не мог так сходу поверить, что между ними что-то было, - всё-таки это было бы слишком рискованно. Я считал, что Элайджа называет так мистера Дэвиса, потому что тот ему позволяет, а мистер Дэвис ему позволяет, потому что... ну, как можно что-то не позволить Элайдже?..
Вот только Элайджа мыть дверь не хотел. Он стал вежливо, но настойчиво просить Дилана это сделать, поскольку, по его мнению, именно Дилан дверь разрисовал. Дилан мыть дверь также отказывался. Айзек просто увеличивал хаос, прыгая вокруг как нахохлившийся воробей и называя Дилана пидарасом. Не разобравшись самостоятельно, вновь привлекли мистера Дэвиса. Элайджа и Айзек жаловались на Дилана, Дилан всё отрицал.
- Он пол-ночи читал, потом спал, - вступился я за Дилана.
Я не исключал вероятности, что надписи действительно были его рук делом, - в конце концов, он был лунатиком и мог не помнить того, что сделал. А я уже был в некоторой степени соучастником, и Дилан меня не выдавал. Но с дверью всё равно нужно было что-то делать.
- Давайте отмоем вместе, - предложил я. - Как-никак это наш общий коридор.
Мистер Дэвис такое решение одобрил, но остальные были заняты обсуждением животрепещущей темы, как оторвать (отрезать, отпилить...) Дилану яйца и, не придя к согласию, разошлись. Я взглянул на мистера Дэвиса, который явно был огорчён случившимся на ровном месте конфликтом.
- Кажется, вас снова нужно обнять. - я его обнял, и в этом я совершенно не видел какой-то привилегии, просто хотел немного помочь тому, кто пытался помочь нам. - Не принимайте всё это близко к сердцу.
Пока я ходил за ведром и тряпкой, все окончательно рассосались по комнатам, но мне было не влом мыть дверь в одиночку. Я никуда не торопился, любуясь тем, как стекают чёрные потёки.
- Почему ты делаешь это один? - устало спросил мистер Дэвис, возвращаясь в свою комнату.
- Мне всё равно сейчас нечем больше заняться, - ответил я. - Я встал в восемь.
Мистер Дэвис засёк Дилана, выходившего из нашей комнаты, и велел ему мне помочь.
- Даже жаль, - признался я. - Но иногда стоит очистить холст, и, как знать, вдруг на нём появится что-нибудь новое.
Своего красного "ежа" я смыл с двери последним. Всё-таки большинство соотрядников уже проснулись, сходили в душ и имели возможность оценить мой творческий вклад, так что можно было не сильно о нём жалеть.
Айзек всё никак не мог успокоиться, и кураторы велели ему отжиматься, а он жаловался, что пол чем-то пахнет.
- Ясли, - вздохнул я.
- Меня это забавляет, - заметил Дилан.
- Меня иногда тоже.
Начало утренней физкультуры задерживалось: говорили, что мистер Брукс ищет рубашку. Наконец начали собираться в зале, и мистер Брукс крайне опрометчиво назвал Кейт "жирной". Она убежала, и за ней последовало ещё несколько человек.
- Они вообще придут на физкультуру?! - вопрошал мистер Брукс.
- Они утешают Кейт.
- Я знаю, сам довёл, но на физкультуру-то они придут?!..
В результате мистер Брукс поручил нам провести физкультуру самостоятельно и куда-то ушёл. Мы немного размялись, кто во что горазд, а потом Дилан по непонятной причине докопался до Марка, и они подрались. Это не сильно тревожило, поскольку они были равны по силам и явно воспринимали это как часть разминки, получая от этого своеобразное удовольствие. Оба слегка потрепали друг друга и расстались друзьями.
Но Дилан буквально сразу же переключился на Адриана - я не успел заметить ни повода, ни собственно процесса, поскольку они выкатились в коридор, и когда я подоспел, их уже разняли. Адриан ведь совсем не умел драться - даже если он и сказал что-то обидное, бить его было... всё равно что бить кого-то из девочек. Я спрашивал Дилана, какая муха его укусила, но внятного ответа так и не добился. Взрослых поблизости не было, и это по крайней мере обошлось без последствий.
Мистер Брукс вернулся, посмотрел, как мы разминаемся, пнул Джерри, сидевшего без дела, и вскоре отпустил всех на завтрак. Наш Синий отряд за завтраком снова дежурил, и от преподавательского стола потребовали, чтобы мы все сделали чаю мистеру Бруксу. Все - значит все... Я наливал свой стакан, когда подошёл Джерри:
- Налей ещё три.
- Кажется, это называется итальянской забастовкой?..
Мы всей толпой принесли мистеру Бруксу по стакану чая, и он велел каждому попробовать из своего стакана.
- Ну вот, а я туда три кубика сахара положил, - посетовал Джерри. - Хорошо, что не пять.
- Допивай до конца.
Джерри морщился, но выпил. Только после этого мы вернулись на свои места, к овсянке. Я утешал Джерри, что глюкоза придаст ему энергии, но это был явно не его день: мы снова сидели напротив девочек из Красного, и Джерри снова получил от них тумаков. От Кейт и Эсфири, наверное, от кого же ещё.
И лучше бы это была единственная кровь за тот день. Но завтрак не успел толком закончиться, как кто-то прибежал из коридора и закричал, что Айзеку разбили голову. Он был жив, но в медблок его унесли без сознания. Некоторое время спустя разнёсся слух, что Айзек обвиняет в нападении Дилана. Дилан спокойно возражал, что в это время был в столовой и есть свидетели, рядом с которыми он завтракал. Я не мог этого ни подтвердить, ни опровергнуть - Дилан никогда не садился за стол Синего отряда, ел где-то в стороне. Я не знал, что и думать. С одной стороны, Дилан совсем не был похож на человека, решающего разногласия кровавой дракой. С другой - Айзеку незачем было врать и оговаривать невиновного, позволяя истинному нападавшему расхаживать безнаказанным.
Мистера Дэвиса столь серьёзное происшествие в его отряде беспокоило больше всех. Он спрашивал у каждого встречного, не видел ли кто чего-нибудь, но без результата. Мне после прошлого отрядного часа и последующих разговоров хотелось с ним поговорить, но ему явно было не до меня.
- Есть кто-нибудь, кто не занят? Надо бы прибраться... - мистер Дэвис стоял у двери туалета, где и произошло нападение на Айзека, и что-то мне подсказывало, что добровольцев не будет.
- Я не занят, - вздохнул я и заглянул за дверь.
Ох. Столько крови я не ожидал увидеть. Зеркало над раковиной было разбито, с трещин кровь стекала по кафелю до самого пола. Меня слегка замутило, но отступать было некуда, к тому же Дилан неожиданно вызвался мне помочь. Я нашёл под раковиной губки, а он принёс ведро и наполнил его водой. Вблизи кровь уже не казалась такой страшной, как кадр из фильма ужасов, - просто грязь, а я привык наводить чистоту и любил это делать. Мокрый кафель постепенно становился розовым, а затем снова белым. Ещё немного - и уже ничего, кроме разбитого зеркала, не напоминало о происшествии. Ну, и кроме зашитого с одной стороны лица Айзека. Но шрамы его не портили.
Я было подумал, что работа окончена, но Дилан взял швабру и решил помыть коридор.
- Если мыть пол с утра, к вечеру его всё равно затопчут, - заметил я.
- Ну что же теперь, не мыть совсем...
Погода была грязная, и не все переобувались, выбегая от корпуса до корпуса или просто покурить, поэтому разница между немытым и мытым полом оказалась разительной. Я и забыл, насколько чистый, блестящий пол может преобразовать коридор. Это сразу давало ощущение, что мы живём тут как люди и как дома, а не во временном пристанище, которое можно не беречь. Дилан снискал множество заслуженных восторгов и благодарностей. А я снова попался на глаза мистеру Дэвису.
- Ты не знаешь, почему девочки в карцере? - спросил он. - Что у них с Джерри произошло?
- Я толком не видел, - честно признался я, но со слов самого Джерри уже знал причину. - Вроде как он потрогал Кейт за коленку, которую та положила на стол, за неё вступились, и...
Мистер Дэвис пошёл в направлении столовой говорить с Джерри, я последовал за ним. Интересно было, как скоро меня сочтут стукачом, если я отвечал на вопросы куратора?.. Но я не видел повода не отвечать человеку, который волновался о нас и не использовал бы сведения против нас.
- И зачем ты постоянно нарываешься? - в стотысячный раз спросил я Джерри. - Тебе что, нравится, когда тебя бьют?.. Тогда зачем?..
- Ну, людям же надо спускать пар, куда-то девать агрессию. Почему бы и не на меня.
Я вздохнул. Трактовать ли всерьёз этот самоубийственный альтруизм, я не знал.
- Ты что, козёл отпущения?
- Козёл отпущения - это другое, - машинально поправил мистер Дэвис.
- Я просто козёл, - жизнерадостно согласился Джерри.
И тут, как назло, к мистеру Дэвису подошла Валери и сказала, что ей нужно с ним поговорить.
- А я вас ждал... - жалобно напомнил я ему в спину.
- Давай потом, ладно?
- Хорошо. Я подожду.
Я так и торчал в коридоре, думая, что наверняка не пропущу мистера Дэвиса. Но Валери вернулась, а его не было видно. Немного подождав, я постучал в дверь кураторского кабинета, однако обнаружил там только миссис Гудмен. Съела его Валери, что ли?.. Но вероятнее всего он обо мне забыл. А дольше ждать было невозможно - пора было идти на урок директрисы.
Мы заняли просторный диван в учительской. Пока директриса о чём-то разглагольствовала, Дилан, сидевший рядом со мной, занимался своим альбомом с коллажами. Я никогда не просил его дать полистать альбом, поскольку в этом было что-то личное, но поскольку он не скрывался - я был не прочь посмотреть краем глаза, что у него получалось. На очередной странице были наклеены поверх журнальных вырезок буквы, нарисованные красной краской и вырезанные из тетрадного листа.
- У тебя акварель похожа на кровь, - не удержался я.
- Это и есть кровь.
- Опять ты меня пугаешь!
- Мне нравится пугать людей. Это весело.
Директриса предложила поиграть в бункер. По легенде, мы все были последними представителями человечества, прячущимися в бункере после апокалипсиса, но запаса кислорода не хватило бы на всех, и половине придётся уйти, чтобы остальные смогли дожить до очищения воздуха снаружи. Нам очень долго раздавали роли разных людей - разного пола и возраста, разных профессий, - а потом нужно было решить, кто останется. Я ожидал, что мы больше поговорим как персонажи, но никому особенно не хотелось играть и вставать с места. Мне досталась роль взрослого парня, увлекающегося альпинизмом и, кажется, пожарного. Я подумал, что такой парень не стал бы оставаться вместе с женщинами и детьми.
- Ну что, мужики, валим? - предложил я.
И небольшой компанией мы сами вышли из "бункера" и, смеясь, наблюдали оттуда за происходящим внутри. Я даже не ожидал, что выйти из игры в хорошей компании будет настолько приятным чувством. Как будто наши персонажи отправились на охоту в радиоактивных пустошах, пока остальные будут скучать взаперти.
Но наш самоубийственный порыв директрисе не понравился, и она предложила повторить игру, представив, что в бункере оказались мы сами. Я подумал, что не хочу умирать. И что никакого пафосного благородства про "я не смогу жить, зная, что кто-то умер ради меня" во мне нет. Поэтому я решил сидеть на месте, пока меня не вынесут наружу, - это было бы несложно сделать. Однако несколько человек вновь вышли сами, и я остался. Дилан, невозмутимо выслушавший немало комментариев о своей бесполезности, остался тоже. И чего только надеются добиться авторы таких игр? Что участники передерутся за места в бункере? Никто никогда не будет воспринимать игру настолько всерьёз, чтобы заставить себя представить страх смерти.
Дилан тем временем рисовал директрису на тетрадном листе цветными карандашами. Я не сомневался, что это была именно она - только у неё были такие роскошные волосы, светлые, густые и вьющиеся, каких даже у куклы Барби не увидишь. На рисунке Дилана она была в голубом платье, сквозь которое было видно тело, и из обеих рук рассыпала разноцветные таблетки. В этом было нечто иконописное. Я знал, что некоторые воспитанники по разным показаниям принимали таблетки; интересно, принимал ли их Дилан, когда ходил к ней? И не те же самые таблетки он потом отдавал Тео?..
Следующей игрой была игра "в бутылочку", но не та, на которую все понадеялись. Все сели в круг на полу, вращающий бутылку должен был сказать, что ему нравится в том, на кого она укажет, а тот в ответ должен был сказать, что ему в нём не нравится. Мне понравилась идея - отличный повод говорить друг другу комплименты, узнать друг друга получше. С сестрой Айзека, Айрис, вышло несколько неловко, поскольку мне просто нравилось, как она выглядит, но говорить про внешность было не по правилам.
- Скажи, что тебе нравится её брат, - подсказал кто-то.
- Это правда, но это не считается.
- Тебе нравится мой брат?! - переспросила Айрис.
- Ну, я просто с ним общаюсь чаще, чем с тобой.
- Если хочешь, давай пообщаемся.
Прозвучало двусмысленно. Издевательски двусмысленно, ведь всем было известно, что Айрис не любит мужчин. Но мне тоже было смешно представить, что Айрис могла бы стать моей первой женщиной, и я поддержал:
- Не откажусь.
Поттеру я сказал, что он лёгок на подъём и с ним приятно иметь дело, на что он ответил:
- Пожалуй, единственное, что мне в тебе не нравится - твоя ориентация.
- Я не гей.
Кажется, к концу смены - то есть к концу дня - об этом будет знать весь лагерь.
Элайдже я сказал, что мне нравится его улыбка, которая освещает всё вокруг даже в самое тёмное время. Вот уж кому делать комплименты легче всего, и в то же время о его более личных качествах я ничего не знал. Элайджа ответил, что мне следовало бы быть более заметным. С одной стороны это было справедливо, я сам не раз упрекал себя, что будущая актриса должна быть смелее, а с другой - поди представь, кем нужно быть, чтобы Элайджа тебя заметил?..
Дилан сказал, что ему нравится во мне умение принимать и уважать чужое мнение. Я охотно ответил, что это взаимно - что мы можем спорить о чём угодно и при этом не ругаться, а оставаться друзьями. Но надо было придумать что-то, что мне в нём не нравится. И тут я впервые ощутил где-то внутри, что я его опасаюсь. Боюсь сказать что-то неправильное так, чтобы он, продолжая улыбаться мне, мысленно сделал меня своим врагом. Мне действительно повезло с соседом, он был тихим, опрятным, - но он пугал меня всё больше. И я сказал:
- Мне не нравится, что своими шутками ты задеваешь и провоцируешь других людей. Это то, что мне сложно понять.
- Это называется "специфическое чувство юмора", - подсказал Дилан.
Игра закончилась - когда Адриан, которому каким-то чудом удавалось избегать указующего жеста бутылки, отказался играть дальше. Мы начали расходиться, и напоследок Дилан опять сказал Адриану какую-то гадость в духе "Оно, оказывается, говорящее". Это было совершенно несправедливо, поскольку Адриан вполне умел не только говорить, но и шутить, и улыбаться, и смеяться. Достаточно было просто получше к нему присмотреться. И я просто не мог это проигнорировать.
- Зачем ты опять к нему цепляешься? Что он тебе сделал? - недоумевал я. - Он же хороший парень. Ты в последний день хочешь нарваться, как Джерри? Так нарывайся на кого-нибудь посильнее.
- Он тихий.
- Я тоже тихий!
- Я просто высказываю своё мнение.
- Его это обижает.
- Остальные тоже могут высказывать своё мнение обо мне.
И не поспоришь. За прошедший день Дилан услышал о себе столько гадостей.
Я вновь не успел перехватить мистера Дэвиса, поскольку почти сразу после занятия с директрисой нашему отряду нужно было собираться на урок мисс Блэквуд, кураторши Красных. Она заняла столовую и сказала нам сесть за преподавательский стол, чтобы все были у неё на виду. Мистер Дэвис, у которого, видимо, урока не было, спросил разрешения присоединиться.
- Кто у вас в группе самые правильные? - спросила его мисс Блэквуд.
Я почувствовал, как ладони мистера Дэвиса легли мне на плечи. Хотя он мог просто назвать меня по имени. В этом было что-то странное и непривычное - хотя когда я обнимал его, я ничего похожего не чувствовал. Но в этом определённо не было ничего неприятного. Напротив, эти лёгкие и деликатные руки хотелось задержать.
По признаку "правильных" и "неправильных" мы разделились на две примерно равные группы и сели по двум концам стола. Мисс Блэквуд объявила, что тема урока - наркотики, и группа "неправильных" должна будет доказать, что наркотики - это плохо, а группа "правильных" - что это хорошо. Мистер Дэвис присоединился к нам, "правильным". Поскольку у меня был самый понятный почерк, я записывал аргументы; сначала перечислял Дилан, затем стал говорить мистер Дэвис. И я удивился, как много он знал о наркотиках.
- Я же голливудский мальчик, - обронил он. - Надеюсь, мистер Бойл не скажет потом, что я пропагандирую наркотики.
Я бы, конечно, не назвал это пропагандой, но аргументов у нас набралось хоть отбавляй. Наркотики, по словам мистера Дэвиса, содержались во многих лекарствах, спасали от бессонницы, восстанавливали утраченные функции мозга, повышали потенцию, помогали творчеству, а те, что не вызывали привыкания, способствовали расширению сознания и изучению его возможностей. Предполагалось, что один человек из команды будет зачитывать аргумент, члены другой команды выдвинут контраргументы, и так по очереди. Но вышло так себе: вместо контраргументов противоположная команда зачитывала другие аргументы, не имеющие отношения к нашему, а когда мистер Дэвис пытался внести ясность - возмущалась, что взрослые помогать не должны. Всё-таки мистер Дэвис разбаловал отряд. Меня поражало, что на куратора наезжали, как на одного из воспитанников.
В результате всё вылилось в сумбурное сравнение наркотиков и алкоголя, и я бы поспорил с тем, что с алкоголем завязать проще - нередко деградация личности алкоголика необратима, - если бы дискуссия хоть как-то модерировалась. Айзек совершил эффектное признание как бывший героиновый наркоман, рассказал, что мир вокруг кажется бесцветным и когда всё становится совсем плохо, думаешь только о том, как вернуться на героин. Время урока подходило к концу, а я так и не услышал от противоположной команды сколько-нибудь внятного аргумента, кроме того, что наркотики запрещены законом. В какой-то степени даже забавно было слышать веру в авторитет закона от тех, кто ещё вчера ратовал за отмену запрета однополых браков. Не то чтобы мне было нужно непременно попробовать марихуану, но что сегодня запрещено, завтра могут и разрешить.
Всё закончилось тем, что каждая команда просто зачитала свои списки аргументов, с чего, пожалуй, и следовало начинать. Наши противники признали один наш аргумент - что без наркотиков у нас не было бы многих великих произведений искусства. (Без алкоголя, впрочем, тоже - вспомним зелёную фею.) А мистер Дэвис объяснил, что главный повод не принимать наркотики - то, что организм привыкает, что наркотики обеспечивают радость вместо него, и перестаёт делать это самостоятельно, отчего человек без наркотиков проваливается в уныние. Я задумался, не работают ли так же таблетки от депрессии. А ведь когда-то я почти завидовал тем, кто мог их принимать.
- Мне нужно с вами поговорить, - напомнил я мистеру Дэвису.
- Сейчас?..
Мы вышли в коридор. Там кого-то избивал мистер Бойл. Вернее будет сказать, что он опять кого-то избивал - хотя он редко делал это прилюдно, и уж тем более при таком большом стечении публики. За спинами толпы, окружившей его, было совершенно не видно жертвы - только слышались удары ремня о тело. Меня замутило снова.
- Сейчас. Я всё равно не хочу это видеть... и слышать... и знать...
Людей было так много, что казалось, если бы все вместе навалились на мистера Бойла, этот ужас прекратился бы. Но я никогда не стал бы первым, кто сделал бы это. И у мистера Дэвиса не хватило бы ни сил, ни полномочий на то, чтобы на это повлиять. Значит, оставалось только пройти мимо. Но даже это было нетривиальной задачей - толпа заняла весь коридор от стены до стены.
- Идём.
Мистер Дэвис, как волшебный проводник, нырнул между зеваками и стеной, ухватил меня за рукав пиджака и потащил за собой, хотя я и без того следовал за ним. Когда мы миновали толпу, он спросил:
- Пойдём в кабинет или?..
- Давайте так. Там нас, по крайней мере, никто не потревожит.
Я ещё и потому не хотел приглашать его в свою комнату, что хотел рассказать ему о Дилане. А рассказать хотел не для того, чтобы к Дилану применили какие-то санкции, а потому, что мистера Дэвиса это волновало. И мне казалось неправильным скрывать от него те крупицы информации, которыми я обладал. Может, они станут частью общей картины и хоть в чём-то помогут.
- О чём ты хочешь поговорить? - спросил мистер Дэвис, когда мы сели друг напротив друга.
- Сначала можем поговорить о том, что интересует вас, а потом - о том, что интересует меня, - предложил я. - Вы ведь хотите узнать о Дилане. А он как-никак мой сосед по комнате и могу знать чуть больше остальных. Вам я могу рассказать, потому что знаю, что вы меня не сдадите.
- Конечно.
- Видите ли, мы с Диланом хорошо уживаемся, но иногда... он говорит странные вещи. Например, что когда он со своей учительницей не сошёлся во мнениях, она умерла. И что талантливым людям всё позволено. Я думал, что он шутит, потому что он говорит, что ему нравится пугать людей, но сегодня он весь день ведёт себя странно.
- Ясно, спасибо. Я постараюсь что-нибудь сделать для твоей безопасности, переселить в другую комнату...
- Нет, не нужно. Если за всё это время он ещё не задушил меня подушкой, то и в последнюю ночь ничего не случится. А если меня переселить, он сразу догадается, что я что-то о нём говорил.
- Это правда. Значит, ты думаешь, что он мог напасть на Айзека?
- Я не могу утверждать наверняка. Мне по-прежнему кажется, что он не способен на такое. Но вчера он поругался с Айзеком у вас на отрядном часе...
- Да, я помню.
Про кровавые буквы в альбоме Дилана я говорить не стал - всё-таки думал, что мне померещилось. Даже человек, способный приложить другого лицом об зеркало, не настолько псих, чтобы рисовать в тетради чужой кровью. К тому же не стоило пугать мистера Дэвиса ещё больше. Мне и так казалось, что я напугал его сильнее, чем следовало.
- А о чём хотел спросить я... Я ведь уеду, и мне больше не с кем будет об этом поговорить, а вам я могу доверять. - я собрался с силами, но говорить оказалось проще, чем я ожидал. - О том, "как это у вас получается". В смысле, я не вру, когда говорю, что я не гей. Все почему-то думают, что если я хочу быть женщиной, то мне должны нравиться мужчины. Но они мне не нравятся! Точнее, я их боюсь. Я не хочу, чтобы они обращались со мной так же, как они обращаются с женщинами. Когда наши девочки говорят, что мужчины ни во что не ставят женщин, присваивают себе их заслуги, я с ними согласен...
- Ты не хочешь, чтобы с тобой так поступали?
- Да. Но и женщины мне не нравятся. То есть мне нравится с ними общаться, но... не в этом смысле. Нравится быть на ним похожим. Я всегда им немного завидовал.
- Ты очень красиво смотришься в платье, - сказал мистер Дэвис. - И косметика тебе тоже очень пойдёт.
И в этом не было ни утешительной лести, ни чего-то предосудительного. А когда кто-то говорит, что думает, этому веришь.
- Спасибо...
- Сейчас тебе нужно вот что: вернуться из лагеря и сказать родителям, что исправился. Притвориться, чтобы не попасть на следующую смену. Да, я учу вас прятаться, но иначе просто не выжить. Когда повзрослеете, сможете делать, что пожелаете.
- Это-то я понимаю, - кивнул я. - И понимаю, что преждевременно... стащил у матери платье. Именно это я и собираюсь сделать. Сказать, что всё понял и исправился. Я не понимаю другого... что я такое? Если и женщина из меня так себе, и мужчина не получается...
- Ты не думал о смене пола? Сейчас делают такие операции.
Ух. Такое было для меня где-то на уровне научной фантастики, вроде "сейчас люди летают в космос". Но почему-то ни то, ни другое - ни операция, ни космос - не чувствовались заманчивыми лично для меня. Тяжесть подготовки, рискованность процесса перевешивали плюсы. Пожалуй, меня устраивало моё тело. Не устраивало то, что было на нём надето. Как оно выглядело... снаружи, а не под одеждой.
- Нет... не уверен, что мне это надо.
Я ожидал, что за такую привередливость мистер Дэвис просто перестанет со мной разговаривать. И мужчины-то мне не нравятся, и операция тоже не нужна. Но...
- Знаешь, однажды мы вошли в гримёрку Дэвида Джонса... знаешь, кто это такой?
- Теперь да.
- Дэвида Боуи. И он стоял перед зеркалом в платье. Мы сказали: вау, Дэвид, какое красивое платье! Тебе очень идёт женская одежда! На что он ответил: раз оно на мне, то это мужское платье.
Это было так просто. И при этом, как всё простое, переворачивало мир.
- Как хорошо сказано. Об этом я как-то не задумывался.
- Ты можешь быть кем захочешь. Мужчиной в платье. Или женщиной - как ты решишь. Главное - дождаться, когда ты сможешь решать за себя.
- Спасибо.
Казалось бы, что-то похожее говорили мне и Дилан, и Хавьер, но чего-то не хватало. Они хотели думать, что я нормальный. Если бы я сказал, что я гей, они относились бы ко мне совсем по-другому. А я не мог быть нормальным. И мистер Дэвис это понимал. Он сам был таким. И уходить не хотелось, хотя свободное время наверняка подходило к концу.
- Хочешь ещё что-нибудь спросить?
- Это, скорее, риторический вопрос... мне всё не даёт покоя мысль - неужели вам в самом деле не давали читать личные дела? Что тогда вам сказали, когда принимали на работу? Что вас бросят в толпу малолетних извращенцев, из которых надо сделать людей?
- Да, примерно так и сказали. Я же говорил, это всё одна большая профанация, им всем на самом деле наплевать на детей и на то, что с ними будет. Я старался вам помочь. Но, кажется, я оказался плохим куратором.
- Вы хороший куратор. Иначе меня бы сейчас не было здесь, - сказал я. - С вами можно говорить, вы понимаете и принимаете меня таким, какой я есть. Это очень важно. Вам не всё равно, и было бы вторым риторическим вопросом, где таких делают, если бы вы уже не сказали. Я всегда подозревал, что такие люди бывают только в Голливуде.
- Мой отец был финансистом, - откликнулся мистер Дэвис. - Поэтому я поступил в экономический колледж, как он и хотел. И только окончив колледж, уехал в Голливуд. Незачем расстраивать родителей, если они всё равно не смогут всего понять.
Это тоже было важным уроком. Обычно щадить чувства родителей велят те, кому до твоих собственных чувств нет дела.
- Я так и сделаю, - пообещал я.
- Если хочешь, я дам тебе свой телефон. Не обещаю устроить тебе карьеру...
- Этого я и не требую, - поспешно возразил я. - Я хочу всего добиться сам. Но от телефона не откажусь. Просто чтобы знать, что где-то есть человек, с которым можно поговорить.
- Чем смогу - помогу. В Голливуде часто можно пробиться за счёт того, что оказываешь кому-то услуги. И я сейчас не о сексе.
- Я об этом и не подумал, - так же поспешно вставил я.
- Я сам начинал с мытья бассейнов... Сыграл несколько небольших ролей, но с этим как-то не задалось. Чем я только не занимался! Был барабанщиком... Учил роли вместе с Деми Мур и другими... Для них ты никто, но на этом я разбогател, потому что они делали дорогие подарки. Моя профессия в Голливуде - всеобщий друг. Порой можно неплохо подняться просто потому, что держал кому-то волосы, когда он склонялся над унитазом.
Мне начинало казаться, что из тех трёх фактов, что мистер Дэвис называл о себе во время игры, правдой были все три. Ну, либо он не спал с Дэвидом Боуи, - в конце концов, Боуи мог и не быть геем. А ещё мне подумалось, что мистер Дэвис - наверняка очень хороший друг. Может быть, лучше, чем некоторые люди заслуживают. И что сейчас ему самому нужно было выговориться. Он говорил об изнанке богемной жизни легко и иронично, и это заражало.
- Голливуд - это нелегко. Но если ты правда хочешь там зацепиться...
- Правда хочу. Раньше это казалось несбыточным, но теперь есть вы, живой пример того, что это возможно.
- Хочешь знать, как я попал сюда?
- Ага. Честно говоря, это было третьим риторическим вопросом - как вас сюда занесло...
- Один рок-музыкант... ты слушаешь рок-музыку?..
- Иногда случается.
- Впрочем, неважно. Один рок-музыкант был под наркотой и поругался со своей женщиной. Она кричала на него, била, он оттолкнул её, и она упала с лестницы. Он не хотел её убивать, но она умерла.
- Да уж... неловко получилось со всех сторон, - только и мог сказать я.
- Приехала полиция, журналисты, а ещё приехали продюсеры. И продюсерам очень не хотелось, чтобы карьера этого музыканта окончилась. А тут был я, который знал, что он употребляет, и знал, где хранит...
- И они хотели повесить всё на вас?
- Да. Я мог сойти за соучастника или даже за наркодилера. Поэтому друзья посоветовали мне скрыться. Сказали, что в детском лагере меня никто не найдёт, а когда всё уляжется, можно будет вернуться.
- Тихое место, говорили они, будет спокойно, говорили они?..
- Ага, они думали, я здесь отдохну. А это какой-то ад.
А ведь здесь действительно можно было бы отдохнуть - если наплевать на воспитанников. Но только не с такой ответственностью, как у мистера Дэвиса.
- Вам тоже нужно выбираться отсюда, - сказал я.
- Да. Но главное - не возвращаться сюда тебе, помнишь? А сейчас, кажется, тебе пора на урок.
По расписанию был урок мистера Бойла, и я был бы рад вовсе его пропустить. Мистер Бойл был единственным человеком, который в промозглую весеннюю погоду проводил уроки во дворе. Никакой программы урока у него, естественно, не было - он просто хотел, чтобы все замёрзли и заебались. Когда я вышел на улицу, то увидел редкое зрелище: ученики сбились в кучу под навесом, где было единственное место, не утопающее в грязи, и некоторые ходили вокруг остальных, приговаривая "Нам не страшен голый Брукс".
- Ты почему опоздал? - поинтересовался мистер Бойл.
- Я задержался у мистера Дэвиса.
- Ах, у мистера Дэвиса...
- Это мне надо было с ним поговорить, - твёрдо уточнил я.
Я пробился поближе к центру круга, где было теплее, - примерно тем же способом согревались пингвины. Не хотелось представлять, как бы я околел, если бы был на уроке с самого начала. Но даже у мистера Бойла порой появляются более гуманные идеи. Он объявил, что теперь мы будем искать в обыск, и велел всем следовать за ним.
Начал он с первого этажа, где жил наш Синий отряд. Пока мистер Бойл осматривал комнату Джерри и Проспера, я, скрытый от него толпой, метнулся в свою комнату: мне совсем не хотелось, чтобы он увидел мой дневник, который я прятал под подушкой. У меня не получилось быстро поднять матрас, так что я не придумал ничего лучше, кроме как забросить дневник подальше под кровать. Незамеченным я вернулся.
Наша с Диланом комната всегда была единственной, чья дверь могла быть нараспашку открыта. Словно мы показывали, что нам нечего скрывать, что у нас чистота и порядок. Возможно, это сыграло мне на руку - мистер Бойл походил по комнате и заглядывать под кровать поленился. Впереди был второй этаж; многие зрители отвалились по дороге, но я прогулялся до конца. Любопытно было посмотреть одним глазком, кто как живёт, - больше ведь не доведётся. Ничего предосудительного мистер Бойл не обнаружил нигде. К концу смены все научились хорошо прятать.
После урока (если его можно было так назвать) я увидел Лили со здоровенным синяком на скуле. На вопросы, что с ней случилось, она сначала отвечала, как Джерри, что упала с лестницы, но потом призналась, что попросила кого-то её ударить.
- Все постоянно спрашивали, почему я плачу, хотя я плачу просто потому, что я девочка. Теперь у меня есть причина: я могу отвечать, что плачу, потому что мне больно, и все отстанут.
Мне показалось, что она выбрала не лучший способ заставить всех отстать. Сложно было не задаваться вопросом, у кого поднялась рука ударить Лили, даже по её собственной просьбе. И когда мы пришли на обед, мистер Бойл, разумеется, заметил её синяки и стал спрашивать, кто это сделал. Она отказывалась отвечать, и это было дополнительным поводом огрести проблем. Мистер Бойл вызвал её к себе в кабинет, и я надеялся только, что синяков после этого у неё не прибавится.
- Кажется, у Джерри появился серьёзный конкурент в получении пиздюлей, - заметил я в пространство, когда вставал из-за стола, и наткнулся на осуждающий взгляд мисс Блэквуд. - Простите за выражение.
- А если приходиться извиняться, то зачем употребляешь?
- Да я только в лагере и научился материться! - воскликнул я. - Скоро ещё и пить научусь. Отказываюсь воспринимать всё это на трезвую голову.
Мистер Дэвис хотел устроить очную ставку Дилану и Айзеку, чтобы выслушать их обоих, и уже не в первый раз просил их найти, но если Дилан всегда был где-то в поле зрения, то Айзека было нигде не найти. Я успел слегка заволноваться, что он пропал, пока не понял, что он попросту прячется от мистера Дэвиса в комнате Айрис и других девочек. Разумеется, мистер Дэвис мог просто употребить свои кураторские полномочия и ворваться в комнату, но... это был мистер Дэвис. Ему говорили, что Айзека здесь нет, и он ничего не мог сделать.
Мне было обидно за мистера Дэвиса. Хотелось поговорить с Айзеком и спросить, почему он динамит человека, который хочет ему помочь. Хотелось объяснить, что мистер Дэвис на его стороне. Я даже постучался в комнату, и мне открыла недовольная Айрис.
- А ты тут что вынюхиваешь?
- Я не вынюхиваю. Я хочу поговорить.
- Поговорить со мной?
- Можно с тобой. И с Айзеком тоже.
- Айзека здесь нет.
Вот так и обещанное Айрис знакомство накрылось тоже.
- Что ж, очень жаль.
Когда я после этого вновь столкнулся с мистером Дэвисом, у него в очередной раз был вид человека, которого срочно нужно обнять, а лучше - забрать отсюда подальше.
- Можно у тебя посидеть? - спросил он, стоя у двери комнаты Джерри.
Всё-таки кто-то проклял - или благословил? - эту комнату на то, чтобы быть всеобщим пристанищем.
- Это не у меня, но можно, - решил я. - Мы все здесь периодически сидим.
К счастью для нас, комната была пустой. Я закрыл за нами дверь, мистер Дэвис сел на край кровати, я сел напротив. Это забавно зеркалило наш разговор в его кабинете.
- У вас что-то случилось?.. - спросил я. Я видел, что сдерживать слёзы он уже не может.
- У меня всё очень плохо. В личной жизни.
- Мне можно рассказать, - осторожно предложил я. - Я как шкаф. Никому.
- Да нет, не стоит...
Что ж, ему просто нужно было спрятаться и немного побыть вдали от всех. Когда он взял себя в руки и встал, я предложил традиционное:
- Давайте я вас обниму?..
И обнял. Я люблю традиции. Должно быть, я скучный человек, но идея ходить в кафе-мороженое каждую первую пятницу месяца всегда покажется мне более романтичной, нежели идея спонтанно и неожиданно взять билеты на фестиваль близнецов в Огайо.
Отрядный час в этот день проводила миссис Гудмен и собрала нас в столовой на подвижные игры. Такие игры я тоже любил, потому что в них не нужно быть очень сильным или ловким, достаточно просто получать удовольствие сообща. Мы с Диланом отодвинули к стене столы и стулья, чтобы освободить больше пространства. Играли в жмурки, и в "кошки-мышки", когда все образуют круг, "кошка" ловит "мышку", и если между двумя пробегает кто-то из этих двоих, нужно взяться за руки и закрыть проход - и так до тех пор, пока "кошка" не схватит "мышку" или круг не замкнётся, разделив их. Айзек явно боялся вставать рядом с Диланом и брать его за руку, кому-то время от времени приходилось вставать между ними.
Ещё играли с воздушным шариком, который надо было удерживать в воздухе и одна команда должна была отнять его у другой. Это лучше всего получалось у Элайджи, как самого высокого в отряде. И в "кракена", когда ведущий стоит в центре зала и пытается поймать остальных, перебегающих от стены к стене, и пойманные становятся новыми "щупальцами". Я аж запыхался бегать туда-сюда, на меня как будто никто не обращал внимания. Наконец остались только я и Айзек, было ясно, что кто первым побежит, тот проиграет, - но Айзек так радовался, когда выигрывал... А мисс Гудмен награждала всех желающих апельсинами.
Заминка вышла, только когда в очередной игре нужно было передавать друг другу апельсин, зажав его под подбородком. Это забавно выглядело со стороны, как будто двое целуются. Адриан наотрез отказался в это играть - он никогда не любил, чтобы к нему прикасались. Миссис Гудмен, само собой, стала настаивать, пока он не заплакал, хотя я просил на него не давить, ведь каждый имеет право не играть в то, во что не нравится. Миссис Гудмен говорила, что если ему плохо, то пусть идёт в медблок. Как хорошо, что как раз в этот момент заглянул мистер Дэвис, и миссис Гудмен попросила его проводить Адриана. Игра продолжилась без него. Я чуть шею не свернул, но с тем, чтобы забрать апельсин у Проспера, я справился.
В конце часа у нас оставалось ещё немного времени, и мы стали думать, во что ещё поиграть. "Бумажки на лбу" отвергли: не все знали одних и тех же персонажей (Дилан напомнил, что только накануне узнал, кто такой Супермен). Тогда Айзек стал в одиночку изображать других воспитанников и членов администрации, используя подручные предметы: букет из сухой травы, который Джерри подарил Элайдже за обедом, пластиковый стаканчик, чей-то платок... Разыгрывал целые сценки, сменяя роли, и иногда использовал меня в качестве наглядного статиста, поскольку я удобно сидел с краю. У Айзека определённо был талант - это представление было ужасно смешным, и миссис Гудмен смеялась вместе с нами.
Конец урока ознаменовался ещё одним происшествием: дракой двух кураторов Жёлтых. Подрались они почему-то в комнате Айзека, Адриана и Элайджи, будто Синий отряд притягивал всё кровопролитие. Разогнав зевак, туда уже ворвался мистер Бойл, растащил кураторов по углам и велел всем разойтись. Я вернулся к приведению столовой в первоначальный вид - мне нравилось, когда все стулья стояли ровно, на своих местах, задвинутыми под столы.
Обычно тихий, вежливый мистер Флеминг, всегда комплексовавший из-за того, что воспитанники не принимали его всерьёз, утверждал, что убил бы мистера Тейта, если бы мистер Бойл не успел вовремя, потому что Тейт - военный преступник. Мистер Тейт весь прошлый день отсутствовал в лагере, и шутили, что он молится, поскольку он неизменно носил большой крест на шее и одевался как хиппи. Теперь же его сразу забрали - должно быть, в медблок. А может, и под стражу: по лагерю быстро расползлись слухи, что он был ещё и насильником.
Пожалуй, немудрено, что когда из-за двери комнаты Джерри и Проспера послышались недвусмысленные звуки, кураторы встали на уши и открыли дверь. Мистер Дэвис отправил Джерри в карцер - я так и не понял, по какой причине, но ключ он вручил мне и велел выпустить Джерри через двадцать минут. И ушёл. Оставив меня с ключом. Восхитительно. К счастью, Проспер никак не прокомментировал такое внезапно свалившееся на меня доверие, а просто засёк время.
Я держался возле лестницы в подвал, где под лестницей находился карцер, чтобы не пропустить момент. И вдруг увидел Эсфирь, которая, встав с дивана, неуверенными шагами пошла прямо, как сомнамбула, и чуть не уткнулась в угол.
- Тебя проводить? - забеспокоился я. - Куда тебя проводить, в твою комнату?
Я подал ей руку, и нас тут же обступили остальные. Я заметил, что на Эсфири был не её привычный камуфляж, а красивое, немного старомодное бархатное платье тёмно-вишнёвого цвета.
- Ты нас видишь? - спросил я на всякий случай. Двигалась Эсфирь совсем как незрячая.
- Да.
- Тебе комфортно в платье? - спрашивали её.
Эсфирь помотала головой.
- Ты хочешь переодеться?
Она медленно кивнула. Интересно, кто заставил её надеть платье? Наверное, она чувствовала себя сейчас так же, как я, когда меня однажды заставили снять платье и надеть уродливую мужскую одежду.
- Это платье бабушки Эсфири. Эсфирь надела его, потому что думала, что умрёт.
Всё это звучало как-то скверно. Но Эсфирь согласилась пойти в свою комнату и переодеться, и я проводил её на второй этаж, где были комнаты Жёлтых. Она тяжело опиралась на мою руку, словно какой-то колдун превратил её в старуху, сохранив юную внешность. Наверху я уже препоручил её заботам других девочек из Жёлтого отряда и поспешил вниз - пришло время выпускать Джерри. Я буквально на бегу отдал ключ Просперу, который ждал меня с некоторым беспокойством. Я даже удивился, что за ношение ключа меня никто не упрекнул. Кто-то только сказал, что неплохо было бы иметь его у себя, но я бы ни за что его не отдал.
Я никогда не думал о карцере как о чём-то страшном, хоть сам ни разу туда и не попадал. Наверняка там холодно, и уж точно скучно, но многие использовали время в нём, чтобы вздремнуть или сочинить страшилки о стенах, расцарапанных узниками, забытыми в карцере до самой смерти. Но когда Проспер спустился вниз, в темноту, отпер дверь, и пару минут слышалась только приглушённая возня, я забеспокоился. Проспер вытащил Джерри буквально на себе. Вид у Джерри был такой, словно он провёл неделю на необитаемом острове. Я понятия не имел, что с ним случилось. Клаустрофобия? Какие-то вещества?..
Я оставил Джерри на попечение Проспера, а ко мне вновь подошла Эсфирь. Она снова была в камуфляже, но по-прежнему ходила с трудом, а остальные девочки, видимо, ушли курить.
- Ты не мог бы проводить меня к мистеру Бойлу?
- Хорошо, идём...
Мы дошли вместе до соседнего корпуса администрации. Я не был уверен, что мистер Бойл у себя, поэтому, чтобы Эсфири не пришлось лишний раз подниматься по лестнице, я подошёл к кабинету мистера Бойла один. Сказать по правде, я до чёртиков боялся мистера Бойла, но отступать было некуда. Я постучал в дверь.
- Кто там?
- Я, - выдавил я севшим голосом. Тут впору забыть, как тебя зовут.
- Кто "я"?
- Уотерс, - просипел я. - Уинфред Уотерс. Со мной Эсфирь, она хочет вас видеть.
Дверь открылась. Мистер Бойл высунулся и заглянул мне через плечо в поисках Эсфири.
- Я сейчас её приведу, - пообещал я.
Эсфирь уже предпринимала попытки подняться по лестнице, цепляясь за перила. Я перехватил её и помог дойти до порога. Я старался не подслушивать, но всё равно понял, что речь идёт о мистере Тейте.
- Не беспокойся, я уже сделал так, что сидеть он больше не сможет, - ласково сообщил Эсфири мистер Бойл. Сказал, что сейчас даст ей лист и она напишет заявление. Несложно было догадаться, что Эсфирь была жертвой мистера Тейта, сейчас или же давно. И написать об этом было очень, очень смелым поступком.
Мы спустились в учительскую. Мистер Бойл шуганул оттуда двоих парней, устроившихся на диване, и принёс Эсфири бумагу и ручку. Стола там не было, поэтому Эсфирь встала у подоконника, чтобы на нём писать. Я стоял рядом, не подглядывал, смотрел в окно, как воспитанники ходили попарно и поодиночке. Увидел Дилана, который прогуливался с таким довольным видом, словно "сделал гадость - сердцу радость" или что-то замышлял. Он, в свою очередь, заметил меня в окне и сделал удивлённое лицо, дескать, что ты там делаешь. Я ответил другим удивлённым лицом - дескать, а чего ты удивляешься, будто не видишь, что занят, не отвлекай. Возможно, мы друг друга не поняли, и Дилан направился ко входу в корпус и минуту спустя ввалился в учительскую.
- Ты чего такой довольный ходишь? - спросил я, надеясь поскорее его выпроводить.
- Настроение хорошее. А ты что здесь делаешь?
- Провожал Эсфирь. Ей нужно написать, так что не отвлекай, пожалуйста.
Дилан остался глух к намёку и вольготно уселся на диване.
- Сейчас вернётся мистер Бойл и выдаст тебе тоже пиздюлей за то, что торчишь в учительской без дела, - заметил я.
- Не выдаст, - спокойно возразил Дилан. - Я на хорошем счету. Ещё и за вас могу словечко замолвить.
- Мы тут как раз с разрешения мистера Бойла.
- А что вы пишете? - Дилан встал и подошёл вплотную. - Можно посмотреть?
- Нельзя, - сказал я. - Это важный документ.
- Что же там такого важного?
- Я тебе потом расскажу, не сейчас, - я начал раздражаться. Развивать в присутствии Эсфири тему мистера Тейта стало бы катастрофой. - Оставь нас, пожалуйста.
Но Дилан, похоже, не любил, чтобы ему отказывали. В его голосе тоже появилась та издёвка свысока, похожая на ту, с которой он говорил с Адрианом.
- А то что? Что мне будет, если я не уйду?
- Конфетка тебе будет, если уйдёшь, - в отчаянии проворчал я. - Что с тобой сегодня? Весь день нарываешься. Но ты же знаешь, что на меня ты не нарвёшься.
- Знаю, - с удовольствием согласился Дилан. - Потому мне и интересно, что ты сделаешь.
- Я тебя прошу. Убирайся. Пожалуйста. Ты. Нам. Мешаешь!
- О, да у тебя, оказывается, есть сила воли.
- Да, есть. Будь другом, отстань.
Дилан протянул руку и прикоснулся к спине Эсфири, продолжавшей писать.
- И что же будет, если я сделаю вот так?..
- Она тебе въебёт, - мрачно предсказал я.
Я угадал - Эсфирь молча развернулась и врезала Дилану. Я бы не хотел оказаться на его месте, но Дилана, похоже, это только раззадорило.
- Ну что, добился своего? - поинтересовался я. - А теперь иди отсюда.
- Ну давай, прогони меня.
Он был спокоен, даже весел, и тем больше пугало, когда он вдруг обхватил Эсфирь рукой сзади за шею и начал душить. Я привык, что люди бьют друг друга, когда злятся, а в этом было... что-то неправильное. Как будто Дилан получал удовольствие. Я вцепился в него и пытался оттащить, но это было всё равно что пытаться сдвинуть тележку, полную камней. Мгновения растягивались как тянучка - считанные секунды я ещё надеялся, что Дилан просто хотел нас напугать и спровоцировать, но эта надежда тут же угасла.
- Кто-нибудь, помогите мне!..
К счастью, в корпус как раз вошла кто-то из девочек. Я даже не успел разглядеть, кто именно - настолько фигура Дилана (у страха глаза велики) заслоняла от меня всё остальное. Нежданная помощь схватила Дилана за руку с другой стороны, и вдвоём нам удалось оторвать его от Эсфири. И только когда всё было уже кончено, и мы набросились на Дилана с вопросами, что это было и что он творит, - в дверях учительской появился замдиректора Бейтс. Не зря его, похоже, прозвали Призраком: он попадался на глаза чрезвычайно редко, зато чрезвычайно вовремя, как будто всегда незримо стоял за спиной и проявлялся в нужные моменты.
- Что тут произошло?
- Дилан набросился на Эсфирь.
- Я ни на кого не набрасывался, - парировал Дилан. - Я просто хотел её обнять.
Меня это возмутило чуть ли не больше, чем то, что Дилан едва не сорвал Эсфири её маленький подвиг, написание заявления. Прикидываться перед взрослыми хорошим и правильным, да ещё и пользоваться тем, что "на хорошем счету"...
- И зачем ты врёшь? - укоризненно спросил я. - Я же тебя оттащить не мог...
Мистер Бейтс предложил Эсфири продолжить в его кабинете, и это было настолько кстати, что я и думать забыл о том, поверил он Дилану или нет.
- Ты ведь побудешь с ней? - спросил он.
- Да, конечно.
Мы поднялись на третий этаж. Так я впервые оказался в святая святых, директорском кабинете, можно сказать - выше только небо. Устроились наши небожители неплохо: накрытый шкурой стул, проигрыватель со стопкой пластинок, в пепельнице - окурки, свидетельствующие о нервной работе. Многие на моём месте подумали бы о том, не спиздить ли чего-нибудь, и я не был исключением. Но ничего сколько-нибудь ценного, кроме початых бутылок (свидетельствующих об очень, очень нервной работе), не попалось мне на глаза.
- Ты можешь присесть, - сказала Эсфирь.
- Только чтобы не стоять над душой, - согласился я. - Я не устал.
- Спасибо, что помогаешь.
- Да не за что, - пожал плечами я. - Это важно.
Оказалось, что с Эсфирью очень приятно иметь дело. И это при том, что я раньше считал её самой грубой из девочек и опасался примерно так же, как Марка. И было жаль, что наше знакомство состоялось так поздно и при таких тяжёлых обстоятельствах.
Когда Эсфирь дописала, я отнёс лист мистеру Бойлу. Это была целая страница довольно убористым почерком. Когда я вернулся, Эсфирь спросила:
- Он ничего не сказал?
- Нет. Только "хорошо", и всё.
- Мне нужно ещё кое-что у него спросить.
- Сейчас спросим.
Мне пришлось ещё раз стучаться к мистеру Бойлу, на этот раз вместе с Эсфирь. Я не слушал, о чём они говорили, но напоследок мистер Бойл наклонился к уже начавшей спускаться по лестнице Эсфири и взял её за подбородок.
- Почему ты говоришь о себе "Эсфирь", а не "я"? - спросил он вкрадчиво.
- Потому что тогда Эсфирь больно, а не мне.
Мистер Бойл стал говорить всякую утешительную ласковую чепуху, вроде того, что больно больше не будет и ей не понадобится так говорить, что она сильная девочка и со всем справилась. И всё это время он продолжал прикасаться к её лицу. У меня что-то гадливо скрутилось внутри. Я только начал верить, что в мистере Бойле есть что-то человечное... Но вот Эсфирь, которая уже столкнулась с одним насильником, доверилась другому мужчине как защитнику, а он пользуется этим и тоже обращается с ней как со своей собственностью. И я не мог сказать ему, как Дилану, "Убери руки". Не потому, что он был сильнее - Дилан тоже был сильным, - а потому, что он был ещё и администратором. И неповиновение могло навредить в том числе и Эсфирь.
Прав мистер Дэвис - нужно сцепить зубы и выбираться из этого ада.
Я проводил Эсфирь обратно в наш корпус. Там, пользуясь свободным временем, Айзек вытащил в коридор гитару, и воспитанники из разных отрядов собрались вокруг него. И мы просто орали песни на весь лагерь, перемежая весёлые с антивоенными, которые любила Эсфирь. Кейт и Светофор танцевали, на лирику выманивался Адриан. И, пожалуй, такие моменты будут единственными, по которым я буду скучать, когда покину "Радугу".
Я поймал себя на том, - и, кажется, не в первый раз за этот день, - что опасаюсь заходить в нашу комнату из-за того, что могу встретить там Дилана. Раньше я, напротив, делал это часто, чтобы записать что-нибудь в дневнике или обсудить с Диланом последние события. Теперь мне не хотелось оставаться с ним наедине. Увидев, как он входит в корпус с улицы, я сперва мысленно посетовал, что всё это время комната была свободна, а затем услышал:
- Ты обещал мне кое-что рассказать. Ты сейчас не занят?
- Нет. Почему бы и не сейчас.
Разговор всё равно был неизбежен, и я не видел смысла его откладывать. Мы вошли в комнату, дверь за нами закрылась.
- Так что там была за история?
- Да я сам мало знаю, - пожал плечами я. - Видимо, мистер Тейт изнасиловал Эсфирь. Ей нужно было написать на него заявление. Вот и всё. Зачем ты до неё докопался?
- Мне было интересно.
- И что с того?
- Я привык получать то, что хочу. И люди дают мне это.
- Это так не работает, - вздохнул я. - Что-то мне кажется, ты слишком дохуя о себе думаешь.
- Наверное, так и есть, - не стал спорить Дилан. - Но разве я виноват, что родился с серебряной ложкой во рту? Меня так воспитали.
- Это не повод вести себя так с теми, кому и без тебя тяжело.
- А с чего ты взял, что мне не тяжело? Чем я хуже других? Что если меня в детстве бросила родная мать, и я недополучил любви и внимания?
- Сиротинушка, - саркастически откликнулся я.
- Ты мне не веришь? А я говорю чистую правду.
- Я тебе верю. Но Эсфирь - хорошая девушка и не сделала тебе ничего плохого. А ты её чуть не задушил.
- Если бы я действительно хотел ей навредить, я бы это сделал, - возразил Дилан, и это нихрена не успокаивало. - Но я ничего против неё не имею. Она очень смелая девушка. Она дала мне отпор, и я уважаю её за это. Мне нравится пробуждать в людях их сильные качества. Если хочешь, я перед ней извинюсь.
- Было бы здорово. И больше ни с кем не шути так.
- Что ж, ты мой друг, и раз тебя это нервирует, я постараюсь, чтобы ты этого не видел.
- Да мне не станет легче от того, что ты будешь это делать не при мне! - возопил я. Похоже, Дилан так и не понял, что то, что он делает, плохо.
- Ну ладно. Только ради тебя - никаких происшествий до самого вечера, обещаю.
- Окей, я тебе поверю, - нехотя согласился я. - Спасибо.
Мы вернулись в коридор, где по-прежнему пели. Дилан дождался паузы и подошёл к Эсфири:
- Можно с тобой поговорить?
- Я вас наедине не оставлю, - предупредил я.
- Хорошо, я могу говорить при тебе, только давайте отойдём. Мы можем даже отойти недалеко.
Лишь постфактум я осознаю до конца странность такой ситуации. Дилан понимал, что его боятся, и, заботясь об этом страхе, только подчёркивал, что опасен.
- Я должен сказать, что не хотел тебя обидеть, - прочувствованно сказал Дилан Эсфири. - Я просто тебя проверял, и мне нравится, что ты достойно мне ответила. Мне кажется, что в твоей истории не хватало злодея, чтобы ты могла проявить характер...
И это тоже нихрена не успокаивало. Я окончательно убедился, что у Дилана на почве литературы протекла крыша и ему казалось, что он может управлять судьбами живых людей, словно их автор. И никогда не угадаешь, когда ему взбредёт в голову избавиться от персонажа, который перестал быть интересным.
- Эсфирь тебя поняла.
Тогда, в коридоре, Дилан и Айзек и попались наконец мистеру Дэвису на глаза одновременно, и он был полон энтузиазма провести наконец очную ставку. Я успел забеспокоиться, что мистер Дэвис останется с Диланом наедине (Айзек был явно ненадёжной страховкой), как вдруг тот объявил, что разбирательство должно быть публичным и все желающие смогут высказаться. Я сразу сказал, что это плохая идея, но кто бы меня послушал?.. Я не настолько верил в людей, чтобы не предвидеть, что в таком формате всё превратится в фарс. Ни Айзеку, ни Дилану это тоже не нравилось. Мы заняли столовую; я, конечно, не мог не присутствовать.
В основном я был занят тем, что старался поддерживать подобие порядка, насколько мог: просил сохранять тишину, говорил "кыш" заглядывавшим воспитанникам других отрядов и убеждал присутствующих, что это не судилище и никого не собираются линчевать, а просто выслушают разные точки зрения. Айзек по-прежнему утверждал, что это Дилан разбил ему голову и лицо, а Дилан всё отрицал, повторяя, что у него есть свидетели того, что он не уходил с завтрака, хотя этих свидетелей никто так и не увидел.
И тут с места встал Адриан. И говорил как человек, который терпел очень долго, но теперь не выдержал; как человек, которому очень тяжело и страшно, но он отчаянно цепляется за шанс что-то изменить. Его трясло, он еле сдерживал слёзы, но говорил о том, что Дилан уже давно его преследует, угрожает и издевается. Это было смело - той настоящей смелостью, с которой и Эсфирь писала своё заявление. Я боялся, что с ним что-нибудь случится, и инстинктивно протянул к нему руку - чтобы поддержать, а не удержать. Он ударил меня по руке наотмашь. Дилан пытался его перебить, другие подтверждали слова Адриана, а я говорил только: "Дайте ему договорить".
Дилан отговаривался тем, что все высказывающиеся - друзья Айзека, поэтому они предвзяты и наговаривают на него. Я ещё с утра не ожидал, что мне придётся говорить против Дилана в его присутствии, но я был единственным исключением, и нужно было идти до конца.
- Я не предвзят. Я ничего против тебя не имею, и считаю, что мне повезло с соседом. Я просто свидетель, я видел, как ты докапывался до Дилана и напал на Эсфирь. У нас с тобой не было конфликтов, но меня огорчает, что ты обижаешь тех, кто не может тебе ответить.
- Это Эсфирь-то не может ответить? - усмехнулся Дилан.
- Но она не смогла. И даже я не смог тебя оттащить, пока мне не помогли. Это очень плохая шутка.
Отряд по-прежнему ужасно относился к мистеру Дэвису - его перебивали, спрашивали, понесёт ли Дилан какое-то наказание, и не позвать ли кого-нибудь из администрации, хотя он сам был частью администрации. Заглянул мистер Бейтс, спросил, что происходит, и ему вразнобой объяснили. Он забрал Дилана и вышел.
Следом ворвался мистер Бойл - буквально с ноги. Лучше бы он так врывался, когда кого-нибудь избивают или насилуют. Я сразу понял, что на этом и без того шаткие попытки разобраться, выстраиваемые весь день, рассыплются как карточный домик. Непонятно было, кто сообщил мистеру Бойлу о происходящем и в каких выражениях, но он заведомо был в ярости. И требовал объяснений, не желая слушать никого, кроме мистера Дэвиса. Мистер Дэвис, к его чести, держался молодцом, спокойно и вежливо.
- То есть в вашем отряде назревал конфликт, и вы не смогли с этим справиться? - уточнил мистер Бойл. - И вместо того, чтобы обратиться за помощью, устроили это?
- Да, не смог, это моя вина, - признал мистер Дэвис. - Но я не хотел выносить наружу внутриотрядное дело.
- Вы все обвиняете одного ученика. А где доказательства? - мистер Бойл обратился к нам.
- Моя разбитая рожа - не доказательство? - возмутился Айзек.
- А свидетели были? Нет? Вас репортёры не научили, что всё можно снять на видео?
Я стремительно терял дар речи от такой абсурдной логики, согласно которой мы должны были ходить в туалет по двое и непременно с видеокамерой. Мистер Бойл был просто на стороне Дилана - может, потому, что у Дилана была богатая семья, или потому, что мистеру Бойлу не нравился мистер Дэвис, или потому что всё подряд.
- Вам не нравится один человек, и вместо того, чтобы договориться, вы на него нападаете?
- Просто не нравится?.. - закричал заслоняемый своими соседями Адриан. - Меня преследует психопат - это называется "просто не нравится"?!..
- Если у вас проблемы, почему никто из вас не пришёл ко мне? Почему я не увидел ни одного заявления?..
Мистер Бойл сел рядом со мной и заявил, что посмотрит и послушает. И тут на меня что-то нашло, я обернулся к нему и заговорил.
- Есть я. Я непредвзятый свидетель. Я не хочу обвинять Дилана, у меня с ним хорошие отношения, но мне приходится просить его не докапываться до тех, кто не может постоять за себя. А против него, будем честны, никто не сможет за себя постоять, потому что он сука сильный! Мне приходится просить его не быть мудаком, потому что это всё, что я могу!
- Ты повзрослеешь, будешь работать в коллективе, и придётся так же уживаться и договариваться с разными людьми, - ответил мистер Бойл. - Это полезное умение. Что не так?
Я снова отвернулся и увидел, что Дилан уже вернулся в столовую и мог всё это слышать. Я уверился, что теперь он точно меня убьёт, и почти с этим смирился. Не можешь быть хорошим примером - стань ужасающим предупреждением. Если что-то случится со мной, все наверняка поймут, чьих это рук дело.
- А ты что скажешь, Дилан? - ласково обратился к нему мистер Бойл. - Ты работаешь над последствиями своей травмы?
- Да, сэр.
- Ведёшь дневник?
- Да.
- Вот и хорошо!
Мистер Бойл поднялся с места и окинул всех укоризненным взором.
- Знаете, что вы тут устроили, мистер Дэвис? Это называется травля. Вы организовали травлю одного ребёнка силами остальных. Чтобы я больше никогда такого не видел.
Он вышел, и воспитанники тоже один за другим потянулись к выходу, спрашивая, могут ли быть свободны. Я не двигался, чувствуя себя совершенно вымотанным. Мистер Дэвис сидел напротив, сцепив пальцы, смотрел прямо перед собой и выглядел подавленным и обречённым. Я посмотрел на него и развёл руками, как бы извиняясь за всех. Мне хотелось дождаться, когда выйдут все, чтобы остаться с ним наедине и сказать что-нибудь ободряющее, но он тоже вышел, и я подошёл к Джерри, который продолжал стоять у окна.
- И чего все так взъелись на Дилана? - спросил Джерри. - По-моему, он нормальный парень. Просто со странностями, но мы все тут со странностями.
- Это разные вещи. Дилан ведёт себя как мудак.
- Я тоже мудак.
- Ну нет. Ты не бьёшь тех, кто слабее тебя.
- Ну тут ведь как...
Я вывалился в коридор. Часть времени, что мы провели в столовой, снаружи продолжали играть и петь, но теперь перестали. Я хотел пойти в комнату, но там были Дилан и Индиа, и я сел в углу в коридоре, совсем как Адриан, мечтая, чтобы на меня больше никто никогда не обращал внимания. Но ко мне подсел Поттер и предложил поучаствовать в анонимном опросе.
- Какая девушка в лагере тебе больше всего нравится?
- Лили.
Кажется, он услышал "Валери", но все эти опросы всё равно не имели никакого смысла.
- А какая девушка наиболее неприятна?
Я нахмурился.
- Таких нет.
- Можно ничего не отвечать, ты будешь не первый, кто так решил. Самый красивый парень в лагере?
- Пусть будет Элайджа.
- А самый неприятный?
- Наверное, Марк.
Я особо не задумывался над ответами. Сомнений не вызвали только последние два.
- Самый любимый преподаватель?
- Мистер Дэвис.
- А самый неприятный взрослый?
- Мистер Бойл.
Поттер поблагодарил меня и убежал на поиски новых жертв. Я остался и со своего места видел, как Элайджа вошёл в комнату Джерри и Проспера, и они заперли за ним дверь. Судя по звукам, доносившимся оттуда после, Элайдже было паршиво... Что это было, наркотики? Джерри тоже не раз за день выглядел странно. И в это вмешиваться я тоже совершенно не мог.
Ещё и Дилан увидел какое-то фото и стал говорить, что теперь Дилана точно убьёт. Его буквально держали за руки с двух сторон, как только он увидел Дилана, и увещевали, что его сестра сама это выбрала. Айрис переспала с Диланом или?..
- Прости, что занял комнату так надолго, - сказал мне Дилан.
- Почему ты извиняешься? - удивился я. - Это твоя комната так же, как и моя.
Даже его обычная вежливость вызывала подозрения: он подлизывался ко мне, чтобы я больше ничего не говорил о нём? Или усыпляет бдительность, чтобы я его не избегал?..И снова продолжение следует %)
@темы:
соседи по разуму,
ролевиков приносят не аисты