Некоторое время назад солнышко Саюри нарисовала мне для выздоровления солнышко Эдраха - в Осени и в осени

Как же этому рыжему Балорингу идёт шапка с кошачьими ухами!..
А поскольку я уже подумывал о том, чтобы написать что-нибудь об Улсене и Эдрахе в, так сказать, постканоне, - то и не стал откладывать в долгий ящик, пока есть время, а от фоток я уже устал. Зарисовка бессюжетная и совсем крошечная, эдакая иллюстрация к иллюстрации, - но дух захватывает, стоит подумать о том, какая долгая история позади у этих двоих ши: от этого момента - до момента их первой встречи.
А осень всё-таки - самое вдохновляющее меня время, что наглядно подтверждается количеством осенних текстов по разным сеттингам и разного объёма. Время туманов и отражений в мокром асфальте, когда особенно тонка грань между мирами, между дрёмой и явью, между реальным и персонажным. И можно просто записывать увиденные на этой грани картинки.
466 словНа что было больше похоже возвращение в мир Осени после жизни в Башне: на пробуждение после долгого сна - или на сон перед новым пробуждением, - Улсен так пока и не решил.
Тёмная осень поглотила город, выложенный светящимися среди черноты квадратиками окон, словно мозаикой из цветных стёклышек. Но гирлянда под потолком кафе сойдёт за звёзды - особенно если прищуриться, - а шар фонаря, двоящийся в стёклах витрины, сойдёт за луну. Нет, Улсен не пьян - только немного растерян. Он привык идти через этот мир напролом к своей цели, не задерживаясь в нём надолго, как гость. А теперь у него - у них - в этом мире снова был дом. Дом, где Эдрах по утрам расхаживал в его рубашке.
Улсен повторял про себя на всех языках, какие мог вспомнить: дом, дома, домой, - просто чтобы поверить. Смотрел на Эдраха - свой смысл всего и свой единственный свет, живой огонёк в ладонях, - а Эдрах, улыбаясь, смотрел на него в ответ из-под чёлки юными глазами того, кто прожил столько веков, что теперь ему точно не продадут алкоголь без предъявления документа. Одна эшу, пришедшая откуда-то с Тибета, говорила: когда карп преодолевает все пороги против течения Жёлтой реки, чтобы стать драконом, - это лишь половина пути великого мастера. Однажды дракон, уставший от подношений, выбирает стать ящерицей, греющейся на камнях, - и путники проходят мимо неё, оставляя её неразгаданной тайной.
Так и Эдрах мог выглядеть плотью от плоти этого зыбкого осеннего мира, пахнущего цедрой, кориандром и дождём. Ему было интересно всё, что он пропустил - и о чём Улсен ему не рассказывал: от плёночных фотоаппаратов до фисташковых круассанов. Улсен ожидал, что после столетий, проведённых на краю Моря Кошмаров, Эдраху не захочется смотреть на море в Осени, - но в один из осенних дней, когда в городе проходил какой-то фестиваль с ярмарками и фейерверками, они сбежали к морю. Температура воды, конечно, оставляла желать лучшего, - но они искали в полосе прибоя камушки, не представляющие ювелирной ценности, зато совпадающие цветом с радужкой их глаз. Купили в лавке букиниста, в отсутствие туристов пустовавшей, томик стихов, - и позволяли ветру находить в нём, что читать, перелистывая страницы.
В этом небольшом городе у них была важная цель: некий ши, мечтавший дописать детективный роман за человека, чьё тело он занял, но втянутый сородичами в дела невыдуманной мафии. Если однажды они опоздают, - роман так и останется неоконченным. Если успеют - рукопись, дописанную уже за гранью этого мира, можно будет подбросить потомкам, и на стене этого кафе, с любовно развешанными гирляндами и живым фикусом, появится памятная табличка.
Улсен не смотрел в сторону соседнего столика: и чтобы не выдать себя цели, и потому, что не мог оторвать взгляда от Эдраха. Впереди много времени, - но рыцарь Гвидион постарается успеть в нужный момент, чтобы не подвести любимого. А также он постарается, чтобы от этой жизни у Эдраха осталось как можно больше хороших воспоминаний, когда они вновь проснутся, - или когда вновь сомкнут глаза и увидят сны: Улсен ещё не решил.